— Значит, ты все-таки набил кому-то морду, — сделала я вывод.

— Выходит, что так.

— И, конечно, не помнишь кому?

— Увы. — Он скривил морду.

— Ну, может, помнишь хоть где?

— Я могу тебе одно точно сказать: даже в отключке мы за пределы этого двора не выходим. Это как программа, направленная на сохранение жизни. Понимаешь?

— Понимаю.

В голове начали появляться мысли, которые могла подтвердить или оправдать только местная ведьма Е. Д.

— Во дворе носит кто-нибудь очки?

— Генка носит.

— Где он?

— Да вот он тащится похмелиться.

К нам шел мужчина лет тридцати в сланцах, трико и фуфайке на голое тело. На голове прическа а-ля взрыв на макаронной фабрике и очки, наверное, на минус пять или больше.

Он молча подошел к столу, налил полстакана водки и залпом выпил все до дна, затем с силой поставил стакан на место, запихнул в рот целую картофелину и стал молча, усердно ее пережевывать.

— Ген, я тебе морду ночью бил? — спросил Витек.

— Нет. — Куски непережеванной картошки посыпались изо рта на стол.

Гена налил еще полстакана, снова выпил и закусил картошкой.

— Вась, дай полтинник.

— На кой тебе, водки ж навалом.

— Я к бабе в гости.

— Это дело. — Васек достал из стола две бутылки водки и вместе с деньгами отдал их Генке. — Иди, Гена, развлекайся.

— Спасибо, мужики. — У него на глазах блеснули слезы.

— Ген, да ты че, в натуре, все ж свои, прекращай это дело!

— Спасибо. — Он кивнул, еще немного постоял и пошел обратно. Не могу сказать точно куда — куда-то в район лестницы, по которой поднимался к себе Витек.

— Надо идти к Е. Д., — объявила я.

— Ну, для храбрости и за удачный разговор с ведьмой.

— Давай, — одобрил его Васек.

Мы выпили, и я направилась к загадочной Е. Д. Ребята не пошли меня провожать, сославшись на боязнь оказаться заколдованными, а только объяснили, как пройти к нужной мне достопримечательности их двора. Просили вернуться, если останусь жива. Я же не стала им ничего обещать.

* * *

Удивительная все же наша великая и могучая. Проспект сияет своим великолепием, дорогими магазинами и ресторанами, а рядом, буквально в нескольких метрах, с этой роскошью уживается деревенская простота, алкоголики-пропойцы, бред сумасшедших с топорами, ведьмы и всеобщее разочарование жизнью, как своей, так и жизнью окружающих. Единственным человеком, которому было не наплевать на остальных в этом дворе, была та самая Емарфилика Дормидонтовна — старожила этой трущобы. Имя-отчество у нее какое-то странное, некий симбиоз греческой и древнерусской культуры.

Я увидела бабку издалека и сразу поняла: ребята были правы — это ведьма, другого впечатления она не производила. Емарфилика Дормидонтовна сидела на скамеечке рядом с крыльцом дома. У нее действительно вместо правой ноги был протез и лицо точь-в-точь как у бабы-яги из старых советских фильмов. Она положила подбородок на свою клюку и с интересом разглядывала меня. Я подошла к бабке и поздоровалась:

— Здравствуйте, Емарфилика Дормидонтовна.

Бабка никак не отреагировала.

— Здравствуйте, Емарфилика Дормидонтовна! — громко повторила я.

Опять — ничего. Тогда я тронула ее за плечо, и она повернула голову в мою сторону.

— Добрый день! — почти крикнула я.

— Ась? — выкрикнула в ответ бабка.