Зеркало отразило лицо молодой женщины тридцати трех лет, с темными, слегка вьющимися волосами, светло-зелеными глазами и небольшим носом, на котором заблудилось несколько веснушек. В очень счастливые дни в ней можно было найти отдаленное сходство с Кейт Бекинсэйл и Эванджелин Лилли, но сегодня день был несчастливый. Стараясь не поддаться наплывающей тоске, Эмма послала себе насмешливую гримаску. Она избавилась от линз, а вместе с ними от рези в глазах, надела очки и отправилась на кухню ставить чайник.

«Брр, ну и холодина!» — вздрогнула она, взяла по дороге плед, закуталась в него и прибавила мощности отоплению. Дожидаясь, пока вскипит чайник, уселась на табурет и открыла лежащий на стойке компьютер.

Есть хотелось страшно. Эмма вышла на сайт японского ресторана, работавшего с доставкой на дом, заказала себе мисо суп, суши, маки и сашими.

Получила по почте подтверждение, что заказ принят, проверила его и узнала время доставки, а потом просмотрела остальную почту, опасаясь наткнуться на письмо от бывшего любовника.

По счастью, писем от Франсуа не было.

Зато было другое письмо, загадочное, от неизвестного Мэтью Шапиро.

Эмма слыхом не слыхала о таком!

Но он-то и перевернет всю ее жизнь…

Если страдание — твой лучший друг, отказаться от него — подвиг.

Бостон

Квартал Бэкон-Хилл

Восемь часов вечера

— Мама не вернется, да, пап? — спросила Эмили, застегивая пижаму.

— Нет, не вернется. Никогда, — подтвердил Мэтью и взял девочку на руки.

— Это неправильно, — жалобно проговорила она дрожащим голоском.

— Совсем неправильно, — согласился он резко, — но в жизни такое случается.

И он уложил девочку в кровать.

Небольшая комната с невысоким потолком была теплой, уютной, но без пастельной слащавости, какая обычно царит в детских.

Когда Мэтью и Кейт ремонтировали дом, они старались вернуть каждой комнате ее первоначальный облик. В этой убрали перегородку, отмыли и натерли воском паркет, чтобы мягко поблескивал, поставили старую мебель — деревянную кроватку, покрашенный белой краской комод, обитое холстинкой кресло, лошадь-качалку, а для игрушек приспособили рыжий кожаный чемодан с латунными накладками.

Мэтью погладил Эмили по щеке, надеясь хоть как-то ее утешить.

— Хочешь, я тебе почитаю, а, малыш?

Эмили опустила глаза и грустно покачала головой.

— Нет, не надо мне читать…

Мэтью невольно нахмурился. Вот уже несколько дней он чувствовал, что дочка подавлена. Он как будто передавал ей свою тоску и тревогу и теперь не мог не винить себя. Но ведь он старался! Он крепился, не показывал дочке своего горя, носил маску, но с детьми это не проходит, у них есть шестое чувство, они знают все. Была и еще одна беда: Мэтью, потеряв жену, боялся лишиться еще и дочери. Он понимал, что его страх — глупость, всячески старался образумить себя, но не мог. Ему чудилось, что Эмили из-за каждого утла грозит опасность, и он оберегал ее от всего и вся с риском лишить воздуха и веры в себя.

Современным отцом он не был.

В первые недели после смерти Кейт Мэтью напугало безразличие Эмили. Она оставалась совершенно спокойной, не горевала и как будто не понимала, что матери нет на свете. В поликлинике врач-психолог, которая наблюдала Эмили, объяснила ему, что такое поведение часто встречается у детей. Дети инстинктивно оберегают себя, отстраняя травмирующее событие. Они словно бы дожидаются, когда у них накопятся силы, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

Вопросы о смерти пришли позже. На протяжении нескольких месяцев Мэтью, следуя советам психолога, отвечал на них, помогая себе книгами, картинками и всевозможными метафорами. Но расспросы Эмили становились все более дотошными, они ставили его в тупик, и он стал обходить их.