«Господи, мой мозг превращается в кашу».

Он припарковался, как обычно, на поросшем сорняками клочке зелени, лицом к облакам всех оттенков розового и сиреневого над дальней грядой.

Зайдя в дом через боковую дверь, Гурни разулся и заглянул на кухню. Мадлен стояла на коленях перед раковиной и собирала в совок осколки винного бокала. Он пару секунд смотрел молча, а потом спросил:

— Что случилось?

— А что, не видно?

Он помолчал еще немного.

— Как дела в клинике?

— Да вроде ничего… — она поднялась и, натужно улыбаясь, с шумом высыпала осколки в пластиковый контейнер для мусора. Гурни подошел к французским дверям и уставился на полный ожидания пейзаж. Дрова у сарая ждали, чтобы их покололи и сложили в поленницы; газон ждал последней стрижки в сезоне; спаржа ждала, когда ее срежут к зиме и сожгут, чтобы уничтожить личинки жуков-трещалок.

Мадлен вернулась на кухню, включила утопленные в потолок светильники над шкафчиком и убрала совок обратно под раковину. Из-за электрического света сумерки снаружи стали казаться еще гуще, а стеклянные двери превратились в зеркала.

— Я оставила тебе семгу на плите, — сообщила она. — И рис.

— Спасибо, — отозвался он, наблюдая за ней через отражение в стекле. Он смутно припоминал, что она куда-то собиралась вечером, и решил попробовать угадать: — Ты на собрание книжного клуба?

Она неопределенно улыбнулась. Гурни так и не понял, верна его догадка или нет.

— Как твой семинар? — спросила Мадлен.

— Неплохо. Очень разношерстная публика — полный набор типажей. Молчуны, которые только слушают и никак не участвуют в дискуссии. Практики с утилитарным подходом, которых интересует, как применить полученные знания в деле. Ленивцы, которым все новое в тягость и которые вовлекаются по минимуму. Циники, для которых любая чужая идея — фигня по умолчанию. Отличники, которые хотят узнать побольше, понять получше и стать самыми эффективными полицейскими… — он увлекся и собирался продолжить, но Мадлен разглядывала воду в раковине. — В общем… нормальный был семинар. Благодаря отдельным отличникам даже хороший.

— Мужчинам или женщинам?

— Не понял…

Она вытащила из раковины кулинарную лопатку и уставилась на нее так, словно впервые осознала, какая она старая и поцарапанная.

— Отличники, про которых ты говоришь, были мужского или женского пола?

Он поразился, насколько легко в нем взвивалось чувство вины, даже когда стыдиться было нечего.

— И мужчины, и женщины, — ответил он.

Мадлен поднесла лопатку к свету, поморщилась и бросила ее в мусорное ведро под раковиной.

— Слушай, — произнес Гурни, — насчет звонка Хардвика… Что-то мы с тобой закончили разговор не на той ноте.

— Ты решил поговорить с матерью убитой девушки. Что тут еще обсуждать?

— Понимаешь, есть веские причины задать ей кое-какие вопросы, — сказал Гурни. — И другие, не менее веские, не разговаривать с ней вовсе.

— Сложная дилемма, — прокомментировала Мадлен. — Только мне надо бежать. Не хочу опоздать в книжный клуб.

Он, естественно, расслышал легкий нажим, с которым прозвучали слова «книжный клуб». Она заметила, что Гурни просто угадал, а не вспомнил, куда она едет. Какая удивительная все-таки женщина.

Невзирая на усталость и смутную тревогу, он улыбнулся.