Хорошо было, безветренно, но и не очень жарко. Неподалеку тихо шептался лес, доносилось пение птиц и шелест листьев.

Вовка чувствовал, как на животе собираются капли. Стоило пошевелиться, как они сползали по телу, оставляя мокрые дорожки.

— Вон то облако похоже на улитку. — сказал Артем. — Справа, видите?

— Голова какая-то. — пробормотал Серега, лениво потягиваясь. — Детская игра, фигурки в облаках выглядывать. Давайте, что ли, еще раз искупнемся и улиток соберем!

— Уже пакет собрали. Еще хочешь?

— Лишними не будут.

Вовка перевернулся на живот, подставив мокрую спину солнцу. За первый летний месяц кожа Вовки стала сначала красной, потом бронзовой, потом шоколадной. Вовка всегда возвращался от бабушки таким черным, что его радостно называли Уиллом Смитом, пока вместе с холодными Мурманскими ветрами не стирался загар, обнажая привычную северную бледность. Но впереди поджидали еще два месяца, а значит, можно было загорать сколько душе угодно.

Неделю назад в станице состоялось торжественное перезахоронение обнаруженных останков. Их быстро опознали, по старым архивам и записям местных партизан. Это были Саша Чижек, восемнадцати лет, Аркадий Воромеев, сорока двух лет и Евгений Устюгов, тридцати двух лет. Все трое были партизанами. После того, как в станицу вошли немцы, они ушли в лес и вели оттуда свою партизанскую деятельность — мешали фашистам с переправами, совершали набеги, подрывали технику… Нашелся и человек, который знал Аркадия Воромеева и его жену, Марью Анатольевну. Был это совсем уже пожилой старик, согнувшийся под тяжестью прожитых лет и пережитых невзгод. Медалей у него на форме было так много, что они не помещались на одной стороне. У Вовки дух захватило, когда он представил, сколько же всего полезного и хорошего сделал этот человек. А старик, склонившись над могилами, не смог сдержать слез и все вытирал их тыльной стороной трясущейся ладони.

По архивам удалось выяснить, что все трое погибли в результате ожесточенного боя за освобождение станицы. Скорее всего, партизаны своим огнем заманивали отряд немцев вглубь леса, чтобы отвлечь их от наступающих сил поддержки и помешать вырваться из кольца окружения. Сами погибли, но дело свое сделали. Кто захоронил их около землянки и поставил кресты, так и не удалось узнать.

На торжественном захоронении четверым друзьям вручили почетные грамоты и медали. Бабушки плакали, ребята смущались. В тот момент Вовке казалось, что он ничего такого не заслужил, щеки и уши его горели. А когда заиграла торжественная музыка, стало совсем не по себе…

На Вовкину ладонь села божья коровка — желтая с темными пятнышками. Вовка приподнял голову и зашептал скороговоркой: "Божья коровка, лети на небо, принеси мне хлеба, черного и белого, только не горелого". Божья коровка будто услышала, расправила крылья и улетела.

Почти сразу после церемонии захоронения ребята ездили в суд, где проходило дело о попытке мародерства. За железными прутьями, на скамейке сидели Славик, Ваня и Женя, злые и хмурые. Бабушки крестились, называли их злыднями, а Артемкина бабушка никак не могла поверить, что один из ее сыновей ввязался в такое дело. Да и Артем нет-нет, а проговаривался, что, может быть, была какая-то ошибка… Но ведь все видели, как дядя гнался за ними на джипе. В суде было тоскливо и неуютно. Вовка мысленно подгонял время, чтобы быстрее вернуться обратно, в станицу. Самый главный судья сказал, что следующее слушанье пройдет в августе, а после этого бабушки купили всем ребятам по мороженому — что компенсировало негативные эмоции.

— Ребят! — сказал Толик. — А ведь это так здорово — ничего не делать. Вообще. Вот, искупались и валяемся на траве. И пусть жизнь течет, куда ей вздумается, а мы останемся здесь, в этом лете, навсегда.