А я почти не сомневаюсь: такая исключительная личность, как Иосиф Джугашвили, проживший большую часть своей жизни под именем Сталина, относился к таким людям, как Анастас Иванович, как к окружающим его надоевшим предметам, и не более. Предметам, которые он может выбросить, переставить, сломать, изменить, а может созерцать, даже не замечая, и думая о своем… Да, Сталин видел содержимое своего кабинета, видел обстановку Кремля, видел все коридоры, ниши и закоулки, также сталинский мозг видел, просчитывал все вещи российского бытия, все тонкости и нюансы пространства, поименованного советская держава… На некоторые из этих вещей, эти одушевленные предметы он обращал внимание, некоторые устранял; остальные копошились рядом с ним, сами верша свои судьбы и судьбы своих коллег, соратников, близких… Вещиц, достойных внимания вождя, в его жизни было очень и очень немного. Их можно перечислить на пальцах одной руки. Первым предметом, уникальной странной вещицей, которая его волновала, был Лев Троцкий. Сталин некоторое время деликатно наблюдал, осмысливал, вникал, а просчитав, – отодвинул, затем отбросил и, наконец, разбил ее в канун великих событий, которые он наметил.

Другой говоряще-творящей вещью, случайно оказавшейся на его пути (закономерно ли это?), был психопат, мелкий политикан и сифилитик Владимир Ульянов. Эту уродливую вещицу он выбросил элементарно просто, назначив ей – даже посмертно – чудовищную роль: закопал в мавзолей, чтобы этой мумии поклонялось созданное Троцким уродливое детище, по имени советский народ…

Кураж поистине неимоверного размаха; ответный удар по тем, кто уничтожил божье добронравие, кто уничтожил Россию… кураж среди шариковых и над шариковыми…

Наверняка вещицей, которая не нравилась Сталину, был и его теперешний раболепно цепенеющий собеседник. Вождь высоко ценил российское военное искусство – искусство стратегии побеждать; когда он, как член реввоенсовета, участвовал в боях против белых в районе Царицына, он уже тогда своим аналитическим мозгом познавал азбуку войны; постепенно он отчетливо осознал, что без знаний, без настоящих профессионалов в военном деле его замыслы и идеи никогда не найдут конкретного воплощения. И тогда он призвал лучшие умы русского военного искусства на службу, и лучшим среди лучших был – бывший – Генерального штаба полковник Борис Михайлович Шапошников.

А ту примазавшуюся мразь, бандитов, уголовников и разбойников с большой дороги, которых великий горец снисходительно разрешил называть «героями гражданской войны», он как ненужные, отслужившие свой век вещицы, выбрасывал из своей армии, предварительно раздавив и уничтожив их. И разве эти бытовые предметы, которые заполняли кабинет Сталина в Кремле, разве эти предметы, заполнявшие огромную территорию страны, были сильными и опасными? Безусловно, нет.

Сталин взял в руки книжицу, поднес к лицу Анастаса Ивановича и спросил: «Ты, конешно, нэ читал этой книги».

Микоян с трудом читал по-русски, по этой причине он даже для чтения документов использовал своих помощников. Знал о том и товарищ Сталин. Именно поэтому он сказал: «Ты ш-то, Анастас, прочитать не можешь? Написано… видишь слово какое…кам-… запоминай… ну ш-то ты смотришь, да-ара-гой, как хорошо написано по-русски… Кам-па-нэ-ла… слюшай. Ты хотя би знаешь, кто это такой?»

Глаза Микояна округлились, часто-часто замигали, он не знал что ответить, он действительно не знал, что означает это слово.

«Слу-шай, ты такое слово знаешь, Анастас? Па-а слогам, за-апоминай: Кав-… за-апоминай, Анастас…»

Лицо Сталина улыбалось.