— Антон.

— Что такое? Он соскучился?

— Стас, пожалуйста.

— Что? И заметь, я не спрашиваю, с ним ли ты провела эту ночь.

— Не спрашиваешь, но откровенно намекаешь.

— Я не прав?

Есть я расхотела. Смяла в руках льняную салфетку, а взглядом упёрлась в тарелку с идеальными равиоли. Понимала, что не знаю, что Стасу сказать. Точнее, хочу ли.

— Ты же всё равно не поверишь ничему из того, что я скажу.

Он вдруг вздохнул.

— Поверю, Лера. Вопрос в том, хочешь ли ты говорить.

В общем, вечер закончился ужасно. Никакого открыто проявляемого сочувствия, объятий и поцелуев, что мне были так необходимы, чтобы восстановить душевные силы, и вообще, ни тени понимания на лице любимого мужчины. Он зациклился на имени Антона, я даже в какой-то момент заподозрила Стаса в том, что он своей надуманной ревностью хочет уйти от неприятного от себя разговора об ответственности. И, в итоге, на обратном пути мы вновь поспорили, и машину его я покинула, громко хлопнув дверью. А ведь весь день мечтала о том, что мы проведём вместе ночь, и я почувствую облегчение и долгожданную лёгкость. Но нет.

— Пошли его куда подальше, — страшным шёпотом посоветовала мне Лена, когда утром нас всех собрали в кабинете директора на экстренную планёрку. Перед планёркой я успела поделиться с ней новостями, и она, конечно же, встала на мою сторону. И теперь сверлила Станислава Витальевича негодующим взглядом. Но тот озвучивал последние приказы, пришедшие из министерства образования, и никаких взглядов не замечал. Надо сказать, что он и меня сегодня взглядом едва удостоил. Обиделся. А Ленка обиделась за меня и выдала мне этот совет на ухо, но мне показалось, что ужасно громко, и я поспешила уткнуться взглядом в свой блокнот для записи, притворяясь занятой и внимательной. А ответ ей дала, когда планёрка закончилась, и мы вышли в коридор.

— Боюсь, не придётся посылать. Он и сам сбежит. Точнее, уже.

— Ну и чёрт с ним, Лера. Терпеть не могу нерешительных мужиков. Настоящий мужчина должен появиться, схватить тебя в охапку, а твоего согласия только в загсе спросить, и то, только после поцелуя, пока ты ещё ничего не соображаешь.

Я от души посмеялась.

— А такие ещё существуют?

— Не знаю, не встречала.

— Вот именно.

Придя к столь неутешительному выводу, мы разошлись с ней по классам, но я уверена, что Ленка, как и я, долго ещё размышляла о вселенской несправедливости.

А мои мысли плавно перешли с решительных и готовых жениться несуществующих особей мужского пола на тех, кого было на порядок больше — нахальных, я бы даже сказала наглых. Как Антон. А ещё эгоистов, как Станислав Витальевич. И чувство у меня такое, что эти двое, сами того не подозревая, соревнуются друг с другом, кто скорее меня из терпения выведет.

Вот, например, Антон. Появился перед последним уроком, как ни в чём не бывало, на перемене вошёл в класс, и сразил всех своей улыбкой. По крайней мере, девчонки-десятиклассницы замерли все, как одна, не сводя с него глаз. А я лишь с б?льшим нажимом продолжила стирать с доски уже ненужные формулы, делая вид, что его не замечаю. А он мало того, что улыбкой всех ослепил, так ещё и поздоровался громогласно:

— Здравствуйте, дети! — не оставляя тем самым девчонкам ни одного шанса. Ко мне подошёл и негромко признался: — Всегда мечтал это сказать.

Я взяла мел, методичку и принялась выписывать на доску уравнения для самостоятельной работы. На Антона смотрела украдкой. Усмехнулась после его слов.

— Завёл бы своих парочку, и говорил бы каждый день.

— Мне ещё рано, — ответил он, затем с мыслями собрался и поторопился исправиться, хотя я не совсем поняла для чего: — Но я об этом всерьёз думаю.