А на вернисаже голодные художники мигом расхватали все бутерброды с красной рыбой и полукопченой колбасой, он и мигнуть не успел.

Внезапно он осознал, что ужасно устал, хочет поесть чего-нибудь сытного и горячего. А потом завалиться на мягкий диван с книгой и котом Василием под боком. Кстати, кот давно уже его ждет, голодный и одинокий, и по возвращении выскажет Дмитрию Алексеевичу все, что думает о легкомысленных хозяевах, которые бросают домашних животных на произвол судьбы.

– Пойдемте! – Старыгин направился к выходу.

У двери воспитание все же одержало верх, и он остановился, чтобы пропустить даму вперед. Молча они прошли до того места, где Старыгин оставил машину. Он представлял, как женщина сейчас поднимет брови в пренебрежительном, высокомерном удивлении, увидев его далеко не новые «жигули», но его ожидал более неприятный сюрприз. Чей-то джип «лендкрузер» полностью перегородил выезд его машине.

– Вот тебе и на! – только и вздохнул Старыгин. – Выходит, я теперь без колес!

Он виновато развел руками и подумал, что все к лучшему – все же он выпил бокал шампанского на вернисаже, так что за руль лучше не садиться. Он сделал несколько шагов к проезжей части, чтобы поймать даме такси, но тут она тронула его за рукав.

– Простите меня, я, наверное, кажусь вам ужасно назойливой, – проговорила она неуверенно.

Настал черед Старыгина недоуменно поднимать брови.

Она помолчала, кусая губы в сомнении, потом, видимо, решилась и подняла глаза, которые сейчас, на улице, казались зеленоватыми, как прогретая полуденным солнцем морская вода.

– Мы могли бы поговорить в спокойном месте? Мне нужно многое вам рассказать…

– С удовольствием! – Старыгин не смог сдержать удовлетворенной улыбки.

Так уж получилось, что улыбка его действовала на женщин всегда одинаково – они проникались доверием и начинали рассказывать ему всю свою жизнь. Не всегда это было кстати.

Старыгин подал даме руку, и они пошли не спеша. Был тихий летний вечер, солнце неторопливо опускалось за дома к горизонту, как средневековый алхимик, превращая стекла нарядных зданий в жидкое золото. Облака были подсвечены розовым.

Дмитрий Алексеевич подвел свою спутницу к маленькому уютному кафе, расположенному в тихом переулке неподалеку от набережной Фонтанки.

Кафе было с заметным уклоном в итальянскую кухню. Дмитрий Алексеевич вообще по роду деятельности тяготел ко всему итальянскому – опере, архитектуре, машинам «ламборджини», карпаччо из тунца и капучино.

Он выбрал столик на двоих внизу, в подвальном этаже, где стены были расписаны сценами из итальянской комедии дель арте.

– Мне только кофе, – сказала незнакомка, отодвигая меню, принесенное официантом.

Жест был очень естественным и грациозным, и Дмитрий Алексеевич невольно залюбовался.

«Кто же она такая? – задумался он. – Судя по худобе, грациозности и отсутствию аппетита, наверно, балерина».

Он представил себе незнакомку на сцене – гибкая фигура, длинная шея, гордая посадка головы…

От таких приятных мыслей Старыгина отвлекло вульгарное бурчание в животе. Организм недвусмысленно давал понять, что его баснями не кормят.

Дмитрий Алексеевич с удовольствием съел бы сейчас полную тарелку спагетти с морепродуктами. Или со сливочным соусом. Или же пускай принесли бы им на двоих огромную пиццу с ветчиной, оливками и анчоусами.

После долгих уговоров настойчивого официанта дама согласилась съесть диетический десерт, а Старыгин взял себя в руки и заказал горячий бутерброд с ветчиной и сыром, чтобы не показаться малознакомой женщине чревоугодником и обжорой.

– Итак, – сказал он, делая над собой усилие, чтобы не глядеть на соседний столик, куда принесли тарелки с лазаньей и тортелини, – я вас слушаю.