Хаммураби поставил “пушку” на предохранитель и поскорее затолкал ее в карман брюк, на радостях позабыв далее о том, что запросто может обжечь себе гениталии.

— Ты самый лучший старпом на свете, Майджиб Такахару. Но как ты нашел меня?

Вместо ответа Такахару обернулся к своим спутникам и повелительным кивком головы заставил их прочесать склад на предмет обнаружения сколько-нибудь дееспособных вражеских недобитков, могущих продолжить выяснение отношений. Распорядившись таким образом двумя парами лишних глаз и ушей, Майджиб вновь поворотился к Хаммураби.

— Не боитесь, что яйца к стволу прикипят? — спросил старпом с ошеломительной наглостью.

— Как?! Э-э, ты о чем?

— Да о том, капитан, что пистолет у вас докрасна накалился, а вы его в штаны пихаете!

— Фу, грубиян!

— Грубиян не грубиян, а здоровье начальства для меня — превыше всего!

— Да ладно уж! Ты же знаешь, я человек ко всему привычный… Давай, выкладывай, как ты отыскал меня здесь?

— Как? — ухмыльнулся Майджиб, поигрывая новехоньким “Шершнем-4Б”, стрелявшим иглами. — Совсем у вас память девическая. Неужто забыли? Четыре месяца назад на Форане вы сражались сразу с шестью громилами. Все они оказались в тамошнем госпитале: кто с сотрясением мозга, кто со сломанной челюстью, кто с продавленной грудной клеткой, — каждому вы припасли какой-нибудь особый гостинец! Не очень-то по вкусу вы пришлись туземцам, ибо среди этих шестерых оказался самый знаменитый их силач, гордость планеты. И вот тогда вы строго-настрого наказали мне находиться где-нибудь поблизости, когда вам вдруг вздумается выпить… Кстати, скотина магистрат оштрафовал вас тогда на целых…

— Да хватит тебе, — прервал старпома Хаммураби и поморщился. Майджиб был прав. Выпивал капитан редко, да метко, и подобные раритетные попойки надолго увязали в исслякощенной памяти скрипучими, несмазанными кошмарами. Мэл никак не мог взять в толк, почему его подвиги во хмелю с такой быстротой входили в пословицу и делались объектом пристального внимания даже самых маститых фольклористов. Что же касается непосредственно экипажа “Умбры”, то тут непотребнейшего свойства баснословие и вовсе расцвело пышным цветом. Отважные астролетчики нередко коротали долгие вечера на орбите тем, что рассказывали друг другу байки о похождениях достославного капитана Хаммураби. Вот только несколько названий этих баек: “Малькольм Прекраснолодыжный накачивается элем и оскопляет зарвавшихся дралларских парламентариев”, “Хайвхомские князьки Магнус и Нифус сражаются на шпагах за право приложиться к чудотворной фляжке св. Малькольма”, “Взятие погребка и казнь тамешварских ополченцев, противу пития имевших дерзость высказываться”, “Златокудрая Люпа, или Любовь с полтыка”. Были заголовки попроще, вроде “Бунта в обезьяннике” и “Свинтили, сволочи!”. Подобные истории пользовались столь широкой популярностью во всей Галактике, что едва Мэл появлялся на пороге какого-нибудь даже самого затрапезного кабачка, хозяин заведения тотчас бежал звонить в полицию. Ну а прелестная доктор Джапуровак, от щупиков до брюшка напитанная всяческими романтическими бреднями, любовно относилась к деяниям капитана и вешала на них этикетку подлинного героизма. Сам Мэл вспоминал обо всем этом со стыдом.

— Вы сказали мне тогда, — почесал за ухом Такахару, — что если Бенилия не будет оповещена до полуночи о том, куда вы запропастились, значит нужно отправляться на поиски капитана, и желательно — всем экипажем.