— Отойди-ка, дуреха, — хрипло проговорил солдат, казавшийся со своей развороченной рукой самым здоровым. — Дай-ка я гляну туда!

Прищуривая глаза, он осторожно пролез вперед и неожиданно для всех громко и с чувством выругался.

— Не знаю что это, но немцами здесь точно не пахнет! — удивленно пробормотал раненный, всматриваясь внутрь открывшегося подземелья. — Может от панов что тут осталось… Заховали поди от трудового народа свои богачества. Вот поди-ка целый ход тут!

Подтянувшимся к нему людям открылось необыкновенное зрелище. Из-за кирпичной кладки, в которой словно гигантские черви выгрызли здоровенное отверстие, темнел подземный ход. Его стены, края которых утопали в темноте, были гладко отполированы.

— Смотри-ка, это же не кирпич, а обычная землица! — крючкообразные пальцы, давно не знавшие мыла, осторожно поскребли ровную поверхность. — Дивно это… Ой! Ты… черт поганый!

Прямо из темноты на собравшихся надвинулось чумазое круглое лицо с блестящими глазами.

— Ну че, славяне! — громыхнула харя на отпрянувших людей. — Не ждали уже нас!

Отряхивая с головы земляную пыль, на свет вылез невысокий кряжистый солдат.

— Старшина Голованко. Четвертая застава, — рука попыталась метнутся к голове, но неуклюже застыла у груди. — Мы тут за вами пришли…

В тот момент никто из них не обратил внимание на странный тон старшины. Люди обрадовались… Перемазанная в земле кроха с радостью смотрела на мать и быстро тараторила:

— Мама, мама, это папа за нами пришел? Да? Папа пришел?

Раненные красноармейцы пытались приподняться на своих окровавленных культях.

— Нет, доча, это не папа, — зарыдала молодая женщина, крепко прижимая девочку к груди. — Папа потом придет…

— Ничего, ничего, мои хорошие, — виновато пробормотал Голованко, осторожно касаясь людей руками. — Теперь все будет хорошо. Сейчас мы с вами уйдем отсюда. Иди ко мне дочурка, иди, на ручки тебя возьму. Вместе пойдем…

Оторвавшись от матери, светлая головка настороженно посмотрела на старшинаа, а потом назад.

— Иди. Не бойся, — шептал он, не пытаясь скрыть слез. — Больше вас никто не обидит. Мы теперь не одни.

Говоря эти слова, он пытался непроизвольно оглянуться назад — туда, откуда только что вышел.

В конце концов, люди медленно потянулись в темное жерло подземного хода. Ходячие, взвалив на себя немудреные пожитки, подхватывали раненных и осторожно шли вперед.

Под землей было все по другому. Тепло, мягко, сытно, а главное, спокойно. Здесь не шумел ветер, пытаясь пригнуть вниз непокорные ветки; не шарился надоедливый хряк, настойчиво вгрызавшийся в корни; не ползал ненасытный враг, уничтожавший все на своем пути… Под землей царило мировое спокойствие.

Люди медленно брели по подземному ходу, испуганно прижимаясь друг к другу и ничего не замечая вокруг. Темнота становилась все более плотной и вскоре совсем поглотила человеческие фигуры.

— Не боись, народ, — неожиданно громко прозвучал голос старшины. — Вон с самого боку корешок длинный торчит. Да, вот там снизу. Вот за него и хватайся! Он выведет. Мы уж тут не раз ходили, знаем что по чем.

Действительно, где-то на высоте пояса руки встречали неровный корень, тянувшийся вдоль стены.

— Ой, мам, — прошептал знакомый детский голосок откуда-то издалека. — Он теплый и мохнатый, как наш Трезорка! Хи-хи-хи щекотно!

— Держи крепко, доча, — отозвалась молодая женщина. — Еще немного и дойдем.

Десятки рук — маленькие с крошечными пальчиками, большие с железными мозолями, с кровавыми тряпками — крепко держали длинный и как ни странно извивающийся корень.