– А что со мной случилось? – спросила Полина.

– Моя задача состоит в том, чтобы как раз это выяснить. Позвольте, я проверю ваше общее самочувствие и силу. Нет-нет, просто лежите спокойно и дайте мне вашу руку.

Полина откинулась на подушку, протянув целителю ладонь. Он подержал свободную руку над ее солнечным сплетением в течение нескольких секунд, а затем начертил в воздухе какой-то знак.

– Чувствуете изменения?

Полина прислушалась к своему состоянию, но, не обнаружив никаких отличий, покачала головой.

– Нет? Что ж, тогда, наверное, проведем полный обряд снятия сглаза. Пожалуйста, спуститесь на первый этаж в мой кабинет к трем часам дня. Я все подготовлю. Ах да, на время пребывания в доме комната моего сына, то есть эта самая, будет вашей.

– А где же будет спать ваш сын? – поинтересовалась Полина.

Даниил Георгиевич замялся, как будто о чем-то размышляя, но потом вдруг ответил неестественно бодрым голосом:

– Моего сына нет дома, он вернется через несколько дней, да и то, чтобы только забрать какие-нибудь вещи. Видите ли, он очень редко бывает здесь. Ну, до встречи в три часа. Чувствуйте себя как дома, если что-то понадобится, зовите меня или Юлю.

И Полина осталась одна. Она долго сидела, уставившись на свои бледные руки и размышляя о том, что надо бы написать письмо Маргарите с просьбой рассказать, что произошло. Полина лишь смутно помнила, как собиралась на праздник посвященных, надевала длинное платье, которое оказалось на удивление красивым. А дальше… дальше словно лежала пропасть, бескрайнее ничто…

Наконец, поняв, что одними лишь раздумьями письмо не напишется, она все-таки заставила себя встать.

Комната выглядела пустой, как будто здесь долго никто не жил. Полина подумала, что сын целителя, скорее всего, тоже проходит Посвящение в Заречье, и, возможно, они даже знакомы. Она попыталась вспомнить, не говорил ли кто из ее друзей, чем занимаются их отцы, но вскоре поняла, что про целителя с таким именем ничего не помнила. При слове «целитель» в ее голове вообще возникал почему-то только Сева, как бы она ни упрямилась и старалась не думать о нем: если уж первым на ум при мысли о лекарях приходил даже не Густав Вениаминович, поди вспомни что-нибудь о родителях друзей!

Стены в комнате были оклеены темными обоями с витиеватыми узорами, а вся мебель сделана из светлого дерева. В углу возвышался шкаф, рядом с кроватью стоял письменный стол, заваленный книгами, стул и кресло. Под столом Полина увидела две большие сумки со своими вещами и решила развесить некоторую одежду в шкафу – как-никак ей предстояло прожить в этом доме несколько дней, так что она чувствовала себя вправе распоряжаться комнатой, как своей. Кресло тут же было передвинуто к окну, а багаж вытащен из-под стола на середину комнаты. Полина открыла гардероб. Внутри оказалось совершенно пусто, если не считать висевших на вешалке четырех мужских рубашек.

Покончив с разбором одежды, она взглянула на большие настенные часы, украшенные бронзовыми вензелями. Часы показывали час дня.

Рядом со входной дверью находилась другая дверь, поменьше, из такого же светлого дерева, что и мебель. Полина толкнула ее и очутилась в маленькой ванной комнате. Здесь тоже было холодно и пусто, только два больших махровых полотенца висели возле раковины и несколько полупустых пузырьков сиротливо ютились на полке.

Приняв ванну, Полина все еще чувствовала неприятную усталость во всем теле, как после долгой тяжелой болезни. Она опустилась на кровать, взяв со стола большую стопку книг. Первый том в толстой кожаной обложке был покрыт пылью. Полина перевернула несколько страниц и поняла, что книга посвящена целительству.