Доехав до подножия отрога, она остановилась неподалеку от реки льда и камня, заполнившей дно каньона. Затем она выбралась из машины и геологическим молотком отколола образец с нижнего края последней выемки. Думая лишь о базальте, она повернулась спиной к огромному леднику. Прямо перед ней к солнцу поднималась дайка – идеальный пандус, ведущий на вершину скалы: около трех километров над Энн и еще пятьдесят южнее. По обеим сторонам отрога громадный южный обрыв каньона Мелас скручивался в гигантский бассейн, а потом вновь поднимался меньшими выступами: небольшой точкой на горизонте слева и массивным утесом в шестидесяти километрах справа, Энн назвала его мыс Солис.

Энн давным-давно предсказывала, что за любым повышением влажности в атмосфере последует стремительный рост эрозии, и теперь по обеим сторонам отрога она видела свидетельства своей правоты. Впадина между отрогом Женева и мысом Солис всегда была глубокой, но несколько недавних оползней указывали, как быстро она стала расти. Тем не менее, даже самые новые сколы, равно как и остальные наслоения утеса, были покрыты льдом. Словно каньоны Брайс и Сион после снегопада: слои красного, чередующиеся с белым.

В паре километров к западу от отрога Женева, параллельно ему, по дну каньона тянулся низкий черный кряж. Заинтересованная Энн пошла туда. При ближайшем рассмотрении низкий кряж оказался высотой всего по грудь и действительно состоял из того же базальта, что и отрог. Она вынула свой молоток и ударила, чтобы взять образец.

Краем глаза она заметила движение и мигом вскочила на ноги. Мыс Солис потерял свой нос, у его подножия вздымалось красное облако.

Оползень! Энн запустила таймер на запястье, молниеносно опустила прибор ночного видения на забрало гермошлема и выкрутила фокус, пока мыс не стал четко различим. Новый черный слой, обнажившийся после разлома, шел почти вертикально. Возможно, это охлаждающий канал дайки, если, конечно, там проходит дайка. Камень выглядел как базальт. И, похоже, разлом тянулся по всей длине утеса – целых четыре километра.

Обрыв исчез в поднимающемся облаке пыли, расширявшемся грибовидно, будто там взорвали атомную бомбу. За четко различимым «бум» последовал не то слабый рев, не то отдаленный гром. Энн снова бросила взгляд на запястье: немногим меньше четырех минут. Скорость звука на Марсе составляла 252 метра в секунду, так что дистанция в шестьдесят километров подтвердилась. Она наблюдала оползень практически с первой секунды.

Чуть дальше точно так же обрушилась еще часть скалы, без сомнения, потревоженная ударной волной. Но по сравнению с первым оползнем, насчитывавшим миллионы кубических метров камня, это выглядело маленьким камнепадом. На самом деле ей невероятно повезло увидеть один из больших оползней – большинство ареологов и геологов вынуждены были довольствоваться взрывами или компьютерными симуляциями. Провели бы они пару недель в долине Маринер, и их проблемы были бы решены.

Вот у края ледника появилась, скользя по земле, низкая темная масса с перекатывающимся над ней облаком пыли – как в покадровой съемке приближающегося грозового фронта со звуковыми и прочими эффектами. Оползень проделал очень длинный путь от самого края мыса. Энн вдруг с изумлением поняла, что стала свидетельницей странного феномена – дальнепробежного оползня, одной из нерешенных геологических загадок. Подавляющее большинство оползней, двигаясь горизонтально, проходили расстояние в два раза меньше своего размера, но некоторые гиганты словно бросали вызов закону трения, преодолевая расстояния, в десять, а иногда даже в двадцать и тридцать раз превышающие их вертикальный срез. Их называли дальнепробежными оползнями, и никто не знал, почему так происходит. Оползень с мыса Солис составлял четыре километра и должен был пройти не больше восьми. Но он был уже почти у основания Меласа и двигался вниз по каньону прямо к Энн. Если он пройдет еще пятнадцать своих размеров, то проедет прямо по ней и врежется в отрог Женева.