По мере того, как буря разрасталась, снег становился очень грязным. Очевидно, его уже долго мотало между землей и небом, и он вбирал в себя мелкие частицы пыли и смога, затем влага кристаллизовалась и уходила наверх с очередным порывом ветра в грозовую тучу, чтобы снова упасть вниз, и так – пока снег не стал практически черным. Черный снег. С неба падала застывшая грязь, заполняя дыры и пробелы между вентифактами, покрывая их сверху, скатываясь с их граней, словно сильный ветер вызвал сход миллиона маленьких лавин. Энн бесцельно шла, пошатываясь, пока не подвернула лодыжку и не остановилась. Она дышала с трудом, в каждой затянутой в перчатку ладони было стиснуто по камню. Она поняла, что оползень до сих пор не окончил свой дальний пробег. И грязный снег сыпался из черного воздуха, погребая под собой равнину.
Энн вернулась в машину, сама не зная, как и зачем. Она понемногу ехала каждый день и неосознанно вернулась к тайнику Койота. Целую неделю она бродила по окрестным дюнам, с трудом заставляя себя есть.
А потом она услышала:
– Энн, ы есь ешь?
Она поняла только слово «Энн». Шокированная вернувшейся к ней глосолаллией, она прижала обе руки к микрофону и попыталась говорить. Но смогла издать лишь какой-то сдавленный звук.
– Энн, ы есь ешь?
Это был вопрос.
– Энн, – выдавила она.
Десять минут спустя он уже был у нее в машине и тянулся, чтобы обнять ее.
– Как давно ты здесь?
– Не… недавно.
Они сели. Энн попыталась собраться. Это все равно что думать, только думать громко. Несомненно, она все еще думала словами.
Койот все говорил, может быть, чуть-чуть медленнее, чем обычно, и пристально смотрел на нее.
Она спросила его про буровую установку.
– А, я как раз гадал, не наткнешься ли ты на одну из них.
– Сколько их там?
– Пятьдесят.
Койот увидел выражение ее лица и коротко кивнул. Он набросился на еду, и она вдруг поняла, что он пришел к пустому тайнику.
– Они вкладывают крупные деньги в эти проекты. Новый лифт, бурильные установки, азот с Титана… громадное зеркало между нами и солнцем, чтобы направлять на нас больше света. Ты об этом слышала?
Она пыталась собраться с силами. Пятьдесят. О боже…
Это привело ее в бешенство. Прежде она злилась на планету за то, что та не отпустила ее. За то, что напугала, но не подкрепила угрозу делом. Но теперь ее наполнила злость другого рода. Глядя, как Койот ест, и думая о затоплении Северной равнины, она почувствовала, как гнев сжимается внутри нее, словно первичная материя, сжимающаяся до тех пор, пока не взорвется, воспламенив все вокруг. Это была до боли горячая ярость. И вместе с тем – старое знакомое чувство: злость на тех, кто занимался терраформированием. Старая выгоревшая эмоция, ставшая в последние годы сверхновой, теперь уплотнялась, чтобы снова рвануть. Энн не хотела этого, действительно не хотела. Но, черт возьми, планета плавилась у нее под ногами. Распадалась. Была низведена до грязи в изыскательском предприятии Земного картеля.
Нужно было что-то делать.
И Энн на самом деле намеревалась сделать кое-что, хотя бы для того, чтобы заполнить часы, которые ей остались, пока какая-нибудь милосердная случайность не освободит ее. Кое-что, чтобы занять ее предпосмертные часы. Месть зомби – почему бы и нет? Склонного к насилию, склонного к отчаянию…
– Кто их строит? – спросила она.
– Я знаю, что их заводы расположены в Мареотисе и Брэдбери-Пойнт. – Койот снова набросился на еду, потом поднял взгляд. – Тебе это не нравится.
– Нет.
– Хочешь остановить их?
Она не ответила.
Койот, кажется, все понял:
– Я не говорю об остановке терраформирования в целом. |