Онъ, повидимому, говоритъ рѣчь. Его рѣчи мы въ свое время читали въ газетахъ, — о русскихъ, которые любятъ спать по пять человѣкъ въ одной комнатѣ, вѣроятно, изъ боязни привидѣній, объ осчастливившемъ Россію безошибочномъ сердцевѣдѣ Ленинѣ.

Онъ хорошо говоритъ; передергиваетъ такъ, что, вѣроятно, самъ того не замѣчаетъ. Въ древности, у ораторовъ и воровъ былъ одинъ богъ, Меркурій. Что съ него взять? Въ своей недавней полемикѣ съ Невинсономъ Бернардъ Шоу писалъ ему:

«Настоящій художникъ не можетъ быть джентльменомъ. Я самъ не джентльменъ».

«Veritatem unice dilexit».

Онъ «хочетъ слиться съ міромъ обиженныхъ и неимущихъ». Гандизмъ милліонеровъ вещь нестерпимая. Другой знаменитый англійскій писатель, сверстникъ Бернарда Шоу, сказалъ: «Меня мало безпокоитъ, какъ живутъ бѣдные люди. Я сожалѣю лишь о томъ, что они вообще живутъ». Теперь этотъ писатель старъ, вышелъ изъ большой моды и, кажется, почти ничего не зарабатываетъ. Это очень пріятно. Но было бы много пріятнѣе, если-бъ, напримѣръ, въ результатѣ какой-либо банковой катастрофы Бернардъ Шоу могъ по настоящему слиться съ міромъ неимущихъ: «Dieu qu’on est orphelin quand ou n’a point d’argent!»

Нѣсколько преувеличена, конечно, и его оцѣнка Ленина. Ленинъ зналъ толкъ въ людяхъ, но называть его безошибочнымъ сердцевѣдомъ не приходится.

Изъ письма Ильича къ Максиму Горькому (декабрь 1912 года):

«Малиновскій, Петровскій и Бадаевъ шлютъ Вамъ горячій привѣтъ и лучшія пожеланія. Парни хорошіе, особенно первый».

Первый изъ хорошихъ парней былъ, какъ извѣстно, приставленный къ Ленину агентъ Департамента Полиціи.

Сердцевѣдъ, но не безошибочный.

___________________

Калининъ, въ присутствіи Литвинова, принимаетъ новаго французскаго посла графа Дежана.

Всѣ трое, повидимому, чувствуютъ себя неловко, — меньше всего Литвиновъ, больше всего Дежанъ. Его семейныя традиціи отнюдь не революціонныя: дѣдъ былъ главой французской полиціи, а прадѣдъ предсѣдательствовалъ въ военномъ судѣ, приговорившемъ къ смерти Мале. Быть можетъ, графу Дежану не нравится біографія Литвинова?

Президентъ республики и министръ иностранныхъ дѣлъ во дворцѣ почти, какъ у себя дома. Но все-же только почти. Ленинъ въ 1918 году изумлялся: «какимъ образомъ насъ еще отсюда не выгнали?» Съ тѣхъ поръ прошло тринадцать болѣе или менѣе благополучныхъ лѣтъ. Но полной увѣренности, что они, вправду, у себя дома и принимаютъ настоящаго посла, ни у Калинина, ни у Литвинова, кажется, нѣтъ. Есть надежда, что со временемъ «on les en fera aller, veuillent ou non veuillent,» — какъ писала Жанна д’Аркъ объ англичанахъ. Калининъ и Литвиновъ явно non veuillent.

Подумать только, что когда-нибудь издатели будутъ платить немалыя деньги за ихъ мемуары: надо же знать, какъ все это произошло. Да просто по несчастной случайности. Знаю, что безнадежно себя гублю въ глазахъ всѣхъ читателей-соціологовъ; но, по моему, недавними историческими событіями доказано, что любая шайка можетъ, при случайно-благопріятной обстановкѣ, захватить государственную власть и годами ее удерживать при помощи террора, безъ всякой идеи, съ очень небольшой численно опорой въ народныхъ массахъ. Позднѣе профессора подыскиваютъ этому глубокія соціологическія основанія.

И незачѣмъ все взваливать на отсталость, на вѣковую темноту Россіи. Послѣ «Бѣсовъ» Достоевскаго не мѣшаетъ перечитать «Землю» Зола. Наше поколѣніе видѣло исторію катастрофъ, такъ сказать, въ концентрированномъ видѣ. Литвиновы и Гитлеры очень многое объясняютъ и въ прошломъ. Самые лучшіе курсы исторіи, написанные до нихъ, можно считать устарѣвшими.

Я позволилъ себѣ сказать профессору Олару, что, при всемъ превосходствѣ его знанія французской революціи, мы понимаемъ ее лучше, такъ какъ мы пережили русскую.