— Какая жалость, что наш ребенок никому не нужная девочка, да к тому же еще и рябая! Будем молиться, чтобы она умерла.

— Да, да! — подхватила жена, насколько могла быстро, смутно понимая, как неосторожно они себя вели.

И, успокоенный этими предосторожностями, Ван-Лун снова принялся настойчиво расспрашивать жену:

— А ты узнала, почему они обеднели?

— Мне пришлось только одну минуту поговорить с глазу на глаз с кухаркой, которой я прежде помогала в работе, — ответила О-Лан, — и она мне сказала: «Дом Хуанов недолго продержится, потому что все молодые господа, — а их пятеро, — бросают деньги, словно мусор, где-то в чужих странах и посылают домой женщин, которые им надоели; а старый господин живет дома и каждый год берет новую наложницу, а то и двух; а старая госпожа за день выкуривает столько опиума, что золотом, которое тратится на него, можно было бы наполнить пару башмаков.

— Да неужели? — прошептал Ван-Лун, как очарованный.

— И потом третью дочь весной выдадут замуж, — продолжала О-Лан, — и дают за ней прямо царское приданое; его хватит на покупку должности чиновника в большом городе. Платья она хочет носить лишь из самого лучшего атласа, затканного узором, который делают в Сунчжоу или Ханькоу, и выписывает из Шанхая портного с целой свитой подмастерьев, чтобы платья у нее были такие же модные, как у женщин в чужих странах.

— За кого же она выходит при таких расходах? — спросил Ван-Лун в восторге и ужасе от такой траты денег.

— Она выходит замуж за второго сына шанхайского судьи, — ответила жена и после долгой паузы добавила: — Должно быть, они разорились, потому что старая госпожа сама говорила мне, что они хотят продать землю к югу от дома, как раз за городской стеной, где каждый год сажают рис, потому что земля хорошая и ее легко залить водой из рва под стеной.

— Продать свою землю! — повторил Ван-Лун, пораженный. — Значит, они в самом деле разорились. Земля — это плоть и кровь человека.

Он задумался, и вдруг ему пришла в голову новая мысль, и он хлопнул себя рукой по лбу.

— О чем я раньше думал? — воскликнул он, обернувшись к жене. — Мы купим землю!

Они посмотрели друг на друга: он — в восторге, она — в остолбенении.

— Но ведь земля… земля… — запиналась она.

— Я куплю ее! — крикнул он властно. — Я куплю землю у знатного дома Хуанов!

— Она очень далеко, — возразила жена в изумлении. — Нам придется итти целое утро, чтобы добраться до этого участка.

— Я куплю ее, — повторил он недовольным тоном, как ребенок, которому мать отказывает в просьбе.

— Хорошо бы купить землю, — сказала она миролюбиво. — Это гораздо лучше, чем прятать деньги в глиняную стену. Но почему бы не купить участка у твоего дяди? Ему очень хочется продать участок рядом с нашим западным полем.

— Эту дядину землю, — отвечал Ван-Лун громко, — я и даром не возьму. Он уже двадцать лет снимает с нее урожай всеми правдами и неправдами и ни разу не удобрил ее хоть немного навозом или бобовыми жмыхами. Земля там словно известка. Нет, я куплю землю Хуанов.

Он сказал: «землю Хуанов» так же небрежно, как сказал бы: «землю Чина», — Чина, его деревенского соседа.