Когда в глубине шара послушно появилась сцена, разворачивавшаяся в той самой комнате, которую он искал, — свечи, несколько тел, шевелившихся в огромной постели, — Повелитель Заклинаний завел негромкое песнопение.

В шаре промелькнул кнут, раздался громкий рыдающий вопль. Он попал как раз вовремя. О да! Сегодня он наслаждался этим зрелищем в последний раз.

Снова свистнул кнут, послышался долгий надрывный вопль. Затем до слуха Ингрила Амбелтера донеслись многоголосые слезные мольбы, и он наклонился вперед, чтобы лучше видеть, как будет действовать его волшебство.

Прежде всего оно должно было сказаться на Саринте: именно она сейчас рыдала под ударами баронской плети. Руки у нее не были связаны, она отчаянно цеплялась за мягкие шкуры, покрывавшие постель. При каждом ударе ее пальцы сжимались и непроизвольно подтягивали к себе меховое одеяло. Фаерод Серебряное Древо гневался на нее, на вкус, оставшийся во рту после выпитого вина, на своих живых и погибших магов, на свою непокорную дочь, но больше всего на то, что стонавшая под ударами его плети женщина так и не желала сломиться и начать униженные мольбы.

Поэтому он разодрал на ней платье, обнажив спину, и лупил плеткой так, что кровавые брызги разлетались во все стороны. Саринта громко кричала, но мех, в который она уткнулась лицом, заглушал ее вопли. Остальные баронские наложницы в страхе жались к стенам, с ненавистью глядя на своего жестокого повелителя. Они точно знали: когда Саринта лишится чувств и смолкнет, он возьмется за кого-то из них. Несчастная жертва больше походила на мясную тушу на кухне, чем на юную женщину, призванную возбуждать и дарить удовольствие. Барон рычал, глядя на нее снизу вверх, как будто был разъяренным львом, разрывающим жертву когтями, а не голым немолодым человеком с торчащей вперед возбужденной мужской плотью.

Мех зацепился за внезапно удлинившиеся ногти Саринты, а в следующее мгновение отпал, разодранный. Одна из девушек захотела почесаться и ойкнула от неожиданной боли. Ее пальцы с ухоженными ногтями тоже стали невероятно длинными и продолжали меняться, превращаясь в ужасные когти!

Она сдержала крик ужаса и кинула быстрый взгляд на своих подруг. Некоторые из них, оторопев, смотрели на ее поднятые руки — пальцы, а вернее, когти на них продолжали расти. Вот они стали длиной в фут, вот еще больше…

Саринта перевернулась на спину и наконец-то взмолилась о пощаде — но тщетно. Барон Серебряное Древо проорал что-то невнятное и несколько раз хлестнул по нежным грудям, по бокам, а потом с яростным рычаньем треснул девушку позолоченной рукояткой своего оружия по лицу.

Глаза Саринты яростно заблестели, она извернулась и поймала плеть рукой. Заорав во все горло от ярости, барон вырвал плеть — он не заметил, что от ремня осталось меньше половины, — и размахнулся обеими руками, чтобы тяжелыми ударами в грудь снова швырнуть невольницу на кровать. Она должна подчиниться! Она будет побеждена! Она…

Первый удар ее когтей зацепил обе поднятые руки барона. Тот закричал от внезапной острой боли и прижал кровоточащие предплечья к груди. Пока Фаерод Серебряное Древо недоуменно смотрел на свою неожиданно взбунтовавшуюся жертву, второй удар глубоко рассек ему живот, чуть не достав до кишок.

Он подался назад, громко ревя от боли, а залитый кровью, обезображенный кусок мяса, только что беспомощно валявшийся на постели, поднялся и, тоже громко рыдая от боли и гнева, протянул руки с чудовищными когтями к его горлу.

Барон Серебряное Древо отчаянным усилием оттолкнул девушку и перекатился на дальний край необъятной кровати, но один коготь все же успел вырвать из его груди сосок и вместе с ним приличный клок мяса. А в следующее мгновение все наложницы барона с воплями ярости кинулись на своего повелителя, выставив вперед смертоносные, твердые, как железо, когти.