Несмотря на худобу и вёрткость, он производил впечатление лица властного и значительного и будто бы наделённого — по серьёзным причинам — государственными полномочиями. При некоторых движениях и проходах его ощущались выправка особого рода и вынужденные (а может быть, и проведённые в удовольствии) занятия строевой подготовкой. Фамилия Трескучий (иные полагали, что это прозвище) вызывала разнообразные толкования, не всегда для Трескучего выгодные, а то даже и обидные. Видимо, поэтому при последнем приобретении народом паспортов нового либерального (освобождённой России) образца Трескучий постарался в документах преобразовать себя в Трескучего-Морозова, что придало более определённый смысл его пребыванию на Земле, а главное — на службе. К тому же в Трескучем-Морозове было нечто боярское или княжеское (Скопин-Шуйский, Невзор-Тужила, Василий Тёмный и др.), нынче уважаемое. Впрочем, о том, что он ещё и Морозов, знали немногие.
— Время терять не будем! — сурово заявил Трескучий. — Ты, Куропёлкин, контракт подписал?
— Нет, — сказал Куропёлкин.
— Это как же? — удивился Трескучий и взглянул на Верчунова.
Верчунов лишь развёл руками.
— Так! Садись! — распорядился Трескучий. — И подписывай! Вот бумаги! Ты читать-то умеешь?
— Умею! — буркнул Куропёлкин.
Перед ним лежали бумаги вполне государственно-казённого вида. Нина Аркадьевна Звонкова именовалась в них Работодательницей, а он, Куропёлкин, — подсобным рабочим.
— Какой я подсобный рабочий! — возмутился Куропёлкин. — Я — артист!
— Артист! Артист! — успокоил его Трескучий. — Все твои способности, добродетели и изъяны, как из библиотечных ям, так и физические, нами изучены и взвешены, однако в нашем штатном расписании нет должности артиста. Но взгляни на сумму.
Куропёлкин взглянул. Взглянул и Верчунов. И ошарашенный, осел на пол.
— Опять не в рублях! — возмутился Куропёлкин.
— И чем же евро с нолями хуже твоих рублей? — язвительно произнёс Трескучий.
— Тем хотя бы тем, что в Волокушке нет обменного пункта.
— При чём тут Волокушка? — спросил Трескучий.
— Дальше что написано? — указал Куропёлкин. — «В случае неожиданного происшествия с подсобным рабочим К., сумма задатка немедленно направляется в посёлок Волокушка родным подсобного рабочего К.»…
— Именно немедленно! — заверил Трескучий. — Нина Аркадьевна — человек обязательный и щепетильный. А родичи твои смогут съездить обменять евро в Архангельск. Или в Брюссель.
— Это завтра же? — спросил Куропёлкин.
— Почему же завтра? — насторожился Трескучий.
— А после ночи приходит утро, и пожалуйте — в Люк!
— Что вы слушаете всякий бред! — возмутился Трескучий. — Смотри вот этот пункт. Действие контракта рассчитано на два года.
— На два года?! — сейчас же вскочил с пола Верчунов и глазами впился в бумаги на столе. И произошло с ним преображение, будто его подняли с эшафота и отправили на два года в Сад Удовольствий.
— На два года? — спросил Верчунов.
— На два, — подтвердил Трескучий и подмигнул Верчунову (боковым зрением Куропёлкин заметил это и заметил, что подмигивание Трескучего вышло зловещим).
— Подписывай! — чуть ли не приказал Трескучий Куропёлкину.
— Раз ваша Нина Аркадьевна такая щепетильная и обязательная, — с вызовом заявил Куропёлкин, — подпишу. |