Эти листочки приклеены на видных местах, но в хаосе бумаг их не очень-то и заметно.
Кучи карандашей и авторучек, часть выглядывает из стаканчика, но куда больше раскатилось по столу, прячутся под бумагами, подобно минам, да и срабатывают как мины, когда Власов торопливо ставит чашку с кофе на стол и хватает трубку трезвонящего телефона. У него лицо законченного неудачника, как у Джорджа Вашингтона на долларовой купюре. Однако, как у первого американского президента, так и у Власова, обманчивое выражение, а проистекает всего лишь потому, что Власов видит дальше других и за первыми победными шагами обычно рассматривает массу трудностей, которых еще не заметили соратники.
Он поднял голову, на лице выражение вселенской скорби, как у ослика Иа. Он настолько похож на Расула Гамзатова, что однажды в книжном магазине раздавал автографы. Показалось проще отвязаться, чем объяснять, что не Гамзатов. Впрочем, он повыше Гамзатова, да и брюхо побольше, выпирает так, что сразу видно – большой начальник, очень большой, вечный номенклатурный работник…
Кто так сказал бы, не ошибся: Власов всю жизнь состоял в номенклатуре, начиная еще с комсомольской юности, за долгую жизнь побывал и директором бани, и начальником главка, руководил леспромхозом в Коми АССР, ловил рыбу в Тихом океане, отвечал за исход битвы за урожай на Кубани и создавал на базе укрупненных колхозов совнархозы, а потом, после брежневского переворота, сам же распускал свой совнархоз и снова восстанавливал колхозы и совхозы. В то время он уже был на партийной работе. К слову сказать, на любой работе он справлялся вполне успешно, ни одного срыва, и только нежелание подлаживаться под вышестоящих не позволило ему вскарабкаться на самые высокие ступеньки власти.
Сейчас этот семидесятилетний государственный муж у нас в партии. Его огромный опыт и знание людей служат делу и приносят пользу, но я еще никогда не видел, чтобы с его лица полностью исчезла эта мировая скорбь. Даже когда улыбается, видно, что улыбка только сейчас, а вообще-то, ребята, нам не до смеха, разве не видите?
Он взглянул с подозрением.
– Ты чего такой затравленный? Уже по своему учреждению передвигаешься перебежками?
– Подсмотрел?
Он хмыкнул с превосходством старого опытного волка над молодым волчонком.
– А иначе нельзя. Все руководители так начинают. Есть только два пути: или прятаться от подчиненных, или делать так, чтобы сами разбегались.
Я пожал ему руку, кивнул на загроможденный стол.
– Зачем тебе факс? Да еще такой допотопный! Столько места занимает!
Он проворчал уязвленно:
– Да я им пользуюсь же…
– Не позорь движение, – посоветовал я. – Ты бы еще ямщиков завел! Все давно перешли на емэйлы, электронные подписи, видеоконференции. Не делай из нас посмешище.
Он скривился.
– Мы по имиджу должны быть консерваторами!
– Почему?
Он сдвинул плечами.
– Не знаю. Но так принято.
– Плюнь, – посоветовал я. – Мало ли что кем-то когда-то для кого-то принято. Обнови технику. Мы небогатая организация, но выделенка у нас пашет неплохо. Почему не пользуешься?
– Ладно, – проворчал он – Главное, чтобы дело шло. А то у других такие навороты в технике, а сами как были идиотами, так и остались.
– Тебя апгрейды не испортят, – сообщил я. – Зато пахать на тебе можно будет глубже. |