Изменить размер шрифта - +

    – Хорошо, но где интервью с губернатором Новочеркасска?

    – Пойдет в следующем номере, – ответил он с готовностью. – Мы решили дополнить комментариями наших специалистов.

    – Кого?

    – Коновалова и Евлахова.

    – Евлахов, это который директор Института проблем Европы?

    – Да, но он, несмотря на работу в правительственных структурах, наш человек. По духу, я имею в виду.

    – Ну, – пробормотал я, – если по духу…

    Присесть я ему не предлагал, да он и сам понимает, чем именно я недоволен, потому так тянется и демонстрирует преданность и чинопочитание, будто старается рассмешить. Дальше я просматривал статьи молча, в носу зачесалось, чихнул, Лысенко тут же сказал с готовностью:

    – Долгого здоровья, Борис Борисович!.. И крепкого!

    – Спасибо, – пробормотал я.

    – Это не простуда? – поинтересовался он. Сказал подчеркнуто серьезным голосом: – Кстати, новое и самое мощное средство от депрессии изобрели как раз российские фармакологи! Для поднятия общего тонуса достаточно трижды в день перед едой принимать по зеленому горошку и запивать ста граммами коньяка.

    Я поморщился.

    – Это вы все трое от гриппа лечились?

    – Борис Борисович! – воскликнул он обрадованно. – Да там почти ничего и не было! Ведь стакан, наполовину заполненный водкой, оптимисты считают полуполным, пессимисты – полупустым, а русские – почти пустым, не так ли?

    Я покачал головой.

    – Это про тебя говорят: не так страшен русский танк, как его пьяный экипаж? Да, в России действительно только две беды, но каждый день разные… только пьянство неизменно.

    – У нас климат таков, – сказал он убеждающе. – Северный! Пить надо, чтобы согреться. Для сугрева, как говорил мой прадед, а он прожил сто три года.

    – А сейчас средняя продолжительность жизни по России, – напомнил я, – пятьдесят семь лет… Хотя по-прежнему отмороженных больше, чем ошпаренных. Особенности национального климата! Эх, Дима…

    Он с самым сокрушенным видом развел руками. Красавец, атлет, штангист, на кой хрен ему эта пьянка, но с другой стороны: если не пить, то как бы и не русский, чуть ли не предатель, а то и в самом деле предатель, если точно не можешь предъявить бумаг с печатями, что у тебя полнейший цирроз печени, и пить никак нельзя… да и то найдутся друзья, что будут с упоением выкрикивать: и у нас цирроз, и у нас язва, и нам низзя, но мы же пьем?

    Я отодвинул газету.

    – Все отлично. Хотел бы придраться, да не могу.

    Он заулыбался, бережно взял газету и свернул в рулон.

    – Спасибо, Борис Борисович! Я уж думал, к чему-нибудь да прицепитесь. Должны были найти.

    – Иди, – вздохнул я. – Ничего не могу добавить.

    Он удалился, очень тихо притворив дверь. На лице вся та же растерянность, так и не понял, почему я ничего не сказал, как обычно, о вреде пьянства. Я сам не понял, но что-то зреет и во мне и в обществе, самому тревожно. На фоне этой надвигающейся грозы пьянство сотрудников в элитной крепости русского духа – мелочь. Вот-вот взорвется такое, станет не до пьянства.

    Таймер перепрыгнул пару каналов и замер на передаче, где ведущий долго и со смаком разглагольствует об опасности возрождения русского фашизма.

Быстрый переход