— Были аккуратно вырезаны именно те страницы, где стояла фамилия Коити Танаки. И в Ангоине, и в храме Тоседайдзи. Причем привратники ничего не заметили. Да и могло ли им прийти в голову, что кому-то понадобится вырезать страницы из книги посетителей?! А вы что думаете по этому поводу?
— Абсолютно ничего. Просто все кажется таким загадочным.
— Мало того, невероятным. Можно было бы считать случайностью, если бы страницу вырезали лишь в одном храме либо в двух этих храмах — разные страницы. А то ведь вырезаны страницы именно с фамилией Коити Танаки, значит, это не случайно. Кого-то она заинтересовала, — сказал Соэда.
Сэцуко испуганно посмотрела на собеседника.
— Господин Соэда, вы специально были в Наре, чтобы самому взглянуть на эти книги?
— Честно говоря, да. Узнав от Кумико о вашем открытии, я решил увидеть все своими глазами, ну, а что из этого вышло, вы только что слышали.
— Но все-таки, почему вы вообще этим заинтересовались?
Соэда на минуту задумался.
— Меня удивила поразительная идентичность почерков Коити Танаки и господина Ногами, — ответил он. — Но теперь я убежден, что это заинтересовало еще кого-то, кроме меня. И этот человек, опередив меня, вырезал в книгах посетителей интересующие нас обоих страницы. Вам не кажется все это странным?
На этот раз задумалась Сэцуко. Ее взгляд, остановившийся было на Соэде, устремился в сторону, где молоденькая миловидная официантка разносила посетителям кофе.
— Господин Соэда, — тихо сказала она, не отрывая взгляда от девушки. — Вы думаете, мой дядя жив?
— Именно так, — без промедления ответил Соэда. — Помните, ваш муж говорил, будто вас водил дух господина Ногами. А я думаю, дело здесь вовсе не в духе, просто сам господин Ногами находится в Японии.
— Ну, а как же быть с официальным сообщением о смерти дяди? Если бы сообщение касалось погибшего на поле боя солдата, в его достоверности можно было бы еще сомневаться — такие случаи известны. Но дядя был не солдатом, а первым секретарем нашего представительства, в нейтральной стране. К тому же сообщалось, что он сперва заболел и был помещен в больницу. Просто трудно поверить, что официальное сообщение могло быть ложным. Ведь оно касалось дипломата, занимающего видный пост. Неужели могли при таких обстоятельствах дать ошибочную телеграмму?
— В этом все и дело. — Соэда утвердительно кивнул головой. — Мне тоже трудно не верить в правдивость официального сообщения. Вы совершенно правы, говоря, что господин Ногами был не солдатом и погиб не на войне. Это не тот случай, когда кто-то, кого считали убитым на фронте, вернулся домой. И, все же меня почему-то не оставляет мысль, что господин Ногами жив и сейчас находится в Японии.
— Этого не может быть, господин Соэда, — сказала Сэцуко, и, хотя на губах ее появилась улыбка, взгляд ее был строг. — Мы не можем подвергать сомнению официальное сообщение правительства. Дядя был дипломатом, он представлял японское государство, он умер в нейтральной стране. Всякая ошибка в сообщении абсолютно исключена. И я прошу вас: оставьте, пожалуйста, все ваши сомнения на этот счет.
— Я и сам неоднократно хотел это сделать, — ответил Соэда. — В тех условиях, когда война уже вступила в решающую стадию, трудно предположить, чтобы нейтральная страна и японское правительство в чьих-либо интересах опубликовали заведомо неверную телеграмму о кончине господина Ногами.
— И что же? — Сэцуко резко изменилась в лице.
— Поэтому, поверьте, я всеми силами старался отбросить в сторону свои предположения, ведь нельзя же, в самом деле, не доверять этим сообщениям. |