Ещё, ко всему прочему, и незатейливые. Интересуемся только завлекательными природными картинками…».
– Ничего и никого я не валяю, – обидчиво надулся Алекс. – А чем ещё кроме красот озёрной долины, находясь на этой толстой ветке, можно интересоваться?
– Может быть тем, что находится у тебя за спиной?
Он, крепко держась ладонями за шершавый и тёплый ствол сосны, обернулся.
«Ничего себе. Так его и растак», – тихонько пробормотал ошарашенный внутренний голос. – «Картина маслом кисти неизвестного художника под знаковым наименованием: – «Скорбный мрак, сгущавшийся над мрачной Долиной серых теней…». Впечатляет, честно говоря…».
«Достаточно много тел. Тысяча не тысяча, но сотен семь-восемь, наверное, наберётся», – принялся комментировать назойливый внутренний голос. – «Безусловно-мёртвых и беспорядочно разбросанных по лугу, густо покрытому кроваво-алыми лужицами. Не иначе, здесь совсем недавно отгремела серьёзная битва. В том смысле, что отзвенела жаркая сеча…».
– Благородные склавины сражались с римскими цепными псами, – пояснила девушка. – Проконсул провинции Норик никак не может угомониться. Сволочь неуёмная. Шлёт на берега Вербного озера легион за легионом. Упрямец носатый…
– А кто, кха-кха, победил в этом сражении? – смущённо откашлявшись, спросил Алекс.
– Никто. Как и в прошлые разы. Посекли друг друга от души и, подобрав раненых, разошлись в разные стороны. То есть, остатки отрядов разошлись… Почему, углежог, ты забеспокоился? Что-то заметил?
– Туман какой-то странный и подозрительный. Словно призрачным серым саваном накрывает долину. Потусторонним – так и веет.
– Тризна приближается.
– Как это – тризна?
– Скоро, Пушениг, всё сам увидишь. А пока – слушай…
Откуда-то (может, из небесной Вышины?), долетели едва слышимые мелодичные звуки, наполненные благородной печалью и тщательно-скрываемым безразличием. Чуть позже на дальнем краю долины появились, возникнув из неоткуда, девять высоких, слегка подрагивающих фигурок, вокруг каждой из которых наблюдались тонкие светло-жёлтые и бело-серебристые контуры-ореолы.
Фигурки стали постепенно и плавно приближаться, и – по мере их приближения – мелодичные звуки постепенно преобразовались в гортанную и монотонную песню:
Песня стихла. Чуткое каринтийское эхо задумчиво выдохнуло на прощанье:
– Росой, босой, ой…
Неожиданно по вечернему тёмно-сиреневому небосклону, свободному от кучевых облаков, протянулись – с северо-востока на юго-запад – неровные светло-зелёные полосы. Через несколько мгновений полосы начали причудливо изгибаться, меняя и беспорядочно чередуя цвета. Вот, одни полосы стали светло-голубыми, другие – нежно-розовыми, а между ними беспорядочно заплясали-задвигались аметистовые и густо-жёлтые сполохи.
– Небесные огни, – зачарованно глядя в небо, кротко улыбнулась Анхен. – Очень красиво. Даже сердечко забилось чаще.
– Классическое полярное сияние.
– Откуда знаешь, угольщик неотёсанный, ни разу в жизни не покидавший своей лесной деревушки? Ах, да, совсем забыла. Ведь твои прадеды и прабабки переселились в эти места с далёкого севера. Видимо, рассказывали… А почему в твоём голосе нет удивления? Мол: – «Откуда здесь, в краях тёплых и светлых, взяться полярным огням-всполохам?»… Что скажешь?
– Валькирии, – после короткой паузы тихо-тихо произнёс Алекс. – Эти девять фигурок – валькирии. |