Шлюпка коснулась днищем поверхности воды, и нас потащило за катером волоком. Его борт надвигался, как гигантский пресс. Я крикнул Нике, чтобы она взяла весло и оттолкнулась от борта. Она делала все очень медленно. Шлюпка прыгала по волнам и всякий раз кренилась, едва не зачерпывая воду. Я разрубил веревку, удерживающую корму шлюпки, и нос сразу приподнялся, пропуская под собой пенный гребень. Еще один удар мачете, и оборвалась последняя связь с катером. От резкого торможения шлюпки Ника не удержалась на скамье и упала на днище. Катер быстро удалялся от нас. Шлюпка закачалась на волнах, расходящихся от катера лучами. Ника встала на колени и начала молиться. Я смотрел на нее и чувствовал, как зубы выбивают мелкую дробь.

Через минуту все стихло. Очертания катера быстро растаяли в утреннем тумане. Над океаном поднималось солнце. Мы были одни в бесконечной водной пустыне.

Ника встала, вглядываясь в горизонт. Я поставил уключины весел в пазы. Над нами пронеслась чайка. Опустив клюв, она издала протяжный вой. Ника проводила ее глазами. Я потянул на себя край одеяла, лежащего на корме. Оно поползло по скамейкам, обнажая толстый пушистый хвост, узкую пятнистую спину с бугорками позвонков и непропорционально маленькую голову с усатой мордой.

Ника негромко вскрикнула и попятилась. Я с ужасом смотрел на гепарда. Кошка, щурясь от яркого света, выпрямила лапы и, изогнув спину дугой, сладко потянулась.

– Откуда он здесь? – спросила Ника. Ее голос насыщался смехом. – Это тот самый, ручной?.. Мы тебя разбудили, мохнатенький…

– Не двигайся! – крикнул я, вскакивая со своего места и намереваясь встать живым щитом между гепардом и Никой.

Но ничего не происходило. Два однополярных существа не испытывали страха и ненависти друг к другу. У меня все похолодело внутри. Не веря своим глазам, я смотрел, как гепард осторожно поставил больную лапу на скамейку и медленно, словно опасаясь взбучки, приблизился к Нике.

– Да он совсем как котенок! – пискнула от умиления Ника.

Все, подумал я. Все кончено. Ничего не осталось. Ничего…

– Погладь его, – едва смог произнести я.

Ника с некоторой опаской протянула руку, и гепард, почуяв ее желание, ласково боднул ладонь головой.

Раскачивая шлюпку, я быстро подошел к зверю, присел с ним рядом и, схватив его за лапы, встряхнул. Гепард воспринял это как проявление ласки и лизнул меня в руку.

– Ты что?! – бормотал я, испытывая несправедливую ненависть к животному за его индифферентность. – Ты заболел? Ты почему так себя ведешь, дрянь?! Ты почему ластишься?! Почему подпускаешь Нику к себе, безмозглая тварь?!

– Отпусти, ему больно! – крикнула Ника, отталкивая меня.

Я потерял равновесие и сел на дно шлюпки. Ей нельзя волноваться, вспомнил я слова Анны, нельзя носить тяжести, делать резкие движения, ее надо оберегать, как былиночку…

Не уберег.

Глава 48

Я греб на восток. Правая рука потеряла чувствительность, но я мог держаться ею за весло и, упираясь ногами, откидывать плечи назад. Получалось почти хорошо. Когда я уставал, за весла садилась Ника. Но ее надолго не хватало.

У меня были странные пассажиры, если даже учесть, что странным было само наше плавание по Тихому океану в весельной шлюпке. Отношение к Нике вдруг очистилось от налета мистики и фанатичного стремления выполнить последнюю просьбу Анны и стало прозрачным, как воздух. Я уже видел в ней то, что видел – худую девушку лет двадцати трех, с которой мы по воле случая оказались в одной посудине посреди безбрежных вод. Ничто меня с ней уже не связывало, кроме ушедших в прошлое испытаний, похожих на тяжелый сон, и я относился к ней, как осенний иней к траве. Она это чувствовала, по-своему переживала мое растущее к ней безразличие и раздражение.