— Много наловил? — спросил Арсений, стоя за спиной.

Его неожиданное появление испугало сторожа. Удочка из орешника дернулась, дав леске слабину, и огромный карась, наглотавшийся воздуха и покорно приближавшийся к берегу, окунулся с головой в воду и, резко рванувшись, сошел с крючка. Однако сторож трясся не из-за того, что упустил рыбину, а потому, что его застали за этим занятием.

— Ей-богу, только закинул удочку! Знал, что все господа уехали на похороны, вот бес и попутал,  — заблеял сторож, испуганно глядя на Арсения.

— Ночью, когда убили барышню, что ты делал? Барышня кричала, когда на нее напали,  — не мог ты не слышать ее криков!

— Не спал я, был тут, на месте, я уже об этом господину следователю говорил. Криков не слышал — видимо, злодей напал на барышню сзади и придушил ее, чтобы она и не пикнула,  — и сторож показал на своей шее, каким образом это сделал убийца.

— Уж не ты ли совершил это злодеяние, раз знаешь, как душить надо? — Арсений грозно подступил к мужичку.

Тот еще больше затрясся от страха, выронил удочку.

— Никак вы собственное расследование проводите, господин Бессмертный? — донесся сверху, с дамбы, язвительный голос. Оглянувшись, Арсений увидел письмоводителя.  — Что, не доверяете нам?

— Вот подумал: уж не сторож ли этот злодей? Ничего, говорит, не слышал, а знает, как душить.

— Да кто не знает, как курицу, перед тем как голову ей свернуть, за шею взять, чтобы не дергалась? А чем человек от птицы отличается? — заговорил приободрившийся с появлением помощника следователя сторож.

— Допрашивали мы вчера Ефима — вины его в этом нет. След убийца оставил, босиком он был, и ступни его значительно больше, чем у сторожа. Для нас задачка — зачем бы ему без обуви на преступление идти?

— Может, не убийцы это след?

— Возможно. Поднимайтесь — американский суд Линча у нас не приветствуется.

Арсений поднялся на дамбу, подошел к письмоводителю. Тот сразу поинтересовался, искоса взглянув, хитро при этом прищурившись:

— Что вы тут делаете? Почему не на похоронах?

— Похоронили уже Анну, а на поминальный обед я решил не оставаться.

— Почему же?

— Желание у меня такое! — резко ответил Арсений. Письмоводитель-крючкотворец его раздражал. По статусу ему положено вести протоколы допросов и прочие документы составлять, так что он совал нос не в свое дело.  — Хочу побыть в одиночестве. Не возражаете?

— Упаси господи! Идите, переживайте, сколько вам будет угодно, не смею задерживать!

— Честь имею! — бросил на прощанье Арсений.

Когда он отошел на пару шагов, письмоводитель его окликнул:

— Господин Бессмертный!

Арсений недовольно оглянулся.

— Может, искали вы чего? Обронили что-нибудь? — Письмоводитель улыбался, а его взгляд словно просвечивал Арсения.

— Ничего я не терял!

— Это я так, к слову пришлось. Идите с Богом!

Разговор с письмоводителем не понравился Арсению. «Скользкий тип! Он подозревает меня? Да как он смеет!»

Арсений, придя во дворец, приказал попавшемуся на глаза лакею Проше принести водки и закуски. Тот вернулся с графином водки и солеными огурцами на тарелке.

— Похоже, у меня стало правилом напиваться каждый день,  — грустно произнес Арсений и налил полстакана водки. Вечер только начинался.

Арсений проснулся от того, что ему трудно было дышать; казалось, окружающая темнота давит, словно он находится в гробу. Он задыхался, хотя окно было открыто настежь — небывалая дневная жара, отсутствие ветра способствовали духоте ночи.