В одной руке у него тяжелый палаш, в другой – длинный кинжал, и клинки мелькают так, что степняки отшатываются в ужасе.

Черный волк!

Рид ничего не видит. Перед ним тренировочное поле, и куклы из соломы, которые он некогда рубил под руководством дядюшки Стива.

Шаг.

Отвести клинок в сторону. Ударить кинжалом.

Шаг.

Взмах палаша. И степняк с воем хватается за распоротый живот. Шаг в сторону, не хватало еще поскользнуться на его вонючих кишках!

И снова – удар. На этот раз кинжалом, грех не ударить, такой соблазнительно незащищенный бок… и снова крик степняка. Сегодня Рид не сражается – он убивает.

И медленно, шаг за шагом, отходит к донжону.

Он понимает, что это лишь отсрочка, что Хурмах не остановится, что…

Плевать!

Он не собирается дарить врагу свою жизнь или продавать по дешевке!

Аллодийцы медленно отходят со стены к донжону. Группируются так, чтобы их не засыпали стрелами влезающие на стену враги. Там они примут свой последний бой.

Звонко и отчаянно поет рог, подавая команды.

Шарельф не может сражаться, но может видеть всю картину боя в целом, и он распоряжается отходом. Рид не дает отступлению превратиться в свалку. И то, что с ними маркиз Торнейский, поддерживает дух солдат. Не дает им дрогнуть, побежать…

Свистит арбалетный болт.

Карим вскрикивает. На миг рог смолкает.

Целились, наверное, в голову, попали в руку… и что? Перехватить рог другой рукой – и держаться. Просто – держаться. Пока он жив, рог будет петь!

– Отступаем!!! Отступаем!!!

Сигнал не дает отступлению прекратиться в свалку, в бегство. Шарельф подхватывает мальчишку, но кто там на ком висит – непонятно.

Когда враги ворвутся внутрь донжона, он сделает последнее, что может. Последнее, о чем попросил его Рид.

Отравит замковый колодец.

А там…

На один, на два удара, но его сил хватит. Живым его в плен не возьмут.

Медленно перегруппировываясь, аллодийцы, под предводительством маркиза Торнейского, отходят к донжону. Пусть попробуют взять еще и его!

И Шарельф не поверил своим ушам, когда рогу Карима вдруг… отозвались другие рога?

Ему – почудилось?

– Ворота рухнули, мой каган!

– Мы на стене, мой каган!

– Они пока еще держатся, но мы прорываемся, мой каган…

Сплошь приятные известия, не так ли?

И тут, вдруг…

Это было похоже на удар молнии! Как лава вулкана, из леса вылетали всадники, строились на ходу в боевые порядки, в тяжелый клин, разворачивались копья, блестели на солнце щиты и шлемы, развевались знамена, пели рога…

Разведчики маршала Иллойского подошли к лагерю степняков еще вчера. Подошли, посмотрели, послушали, и отошли обратно. Сообщив маршалу, что крепость еще держится, что штурм на рассвете, и что Торнейский – там. Судя по разговорам степняков.

Маршал думал недолго.

Их – пять тысяч.

Степняков – тридцать.

Скакать ему – часов шесть. И что он может сделать?

Есть два варианта, либо он отправляется атаковать кагана прямо сейчас, и героически гибнет под стенами, просто потому, что их – меньше. Их числом задавят.

Либо – он ждет начала атаки. Ждет, когда все внимание атакующих сосредоточится на крепости, а потом бьет в самое уязвимое место.

Подло?

Военная хитрость. А сколько при этом поляжет… а Торнейский бы точно одобрил. И даже благословил. Вот уж в ком маршал ни минуты не сомневался, так это в Риде.

И одобрит, и благословит, и простит… даже с того света, если погибнет. Сам бы так поступил.

Дать о себе знать?

Артан решил не рисковать.