|
А ее темперамент! Она постоянно пребывает в одном из двух состояний: в восторге или в отчаянии. Она ничего не может с собой поделать. Она сама избрала этот путь. Она сильно страдала всю свою Жизнь. Отчасти это было вызвано ее собственными ошибками. Ни один из ее браков «е был счастливым, за исключением, может быть, последнего. Сейчас она замужем за человеком, который сильно ее любит и любил долгие годы. Она защищена этой любовью и чувствует себя счастливой. По крайней мере, в данное время она счастлива, но никто не сможет сказать, как долго это будет продолжаться. Самое ужасное, что она либо уверена, что все в ее жизни улажено, что все ее мечты осуществились и ничто теперь не изменится к худшему, что она теперь никогда не будет несчастлива; либо она погружается в беспросветное уныние женщины, жизнь которой разрушена, которая никогда не знала любви и счастья и никогда их не узнает. Если бы она смогла когда-нибудь удержаться посредине между этими двумя состояниями, это было бы очень полезно для нее. И мир потерял бы прекрасную актрису.
Он замолчал. Дэрмот Крэддок не прерывал его молчания. Ему очень хотелось знать, зачем Морис Гилкрист сказал ему все это. Для чего этот глубокий, детальный анализ Марины Грегг? Гилкрист смотрел на него. Похоже было, что он ждет от Дэрмота какого-то вопроса. Дэрмот хотел бы знать, что же это за вопрос. Наконец он спросил наугад: — Она была очень расстроена случившейся здесь трагедией? — Да, — ответил Гилкрист. — Пожалуй, даже чересчур, да? — Ну, видите ли, это зависит… — начал доктор Гилкрист. — От чего? — Это зависит от причины ее расстройства. — Полагаю, — заметил Крэддок, продолжая блуждать в темноте, — что этой причиной было потрясение, вызванное внезапной смертью в самый разгар приема. — Он заметил, как лицо его собеседника на мгновение изменилось. — Или же вы полагаете, — продолжал он, — что была еще какая-нибудь причина? — Нельзя, конечно, — осторожно начал доктор Гилкрист, — предугадать, как человек будет реагировать. Невозможно это сделать, как бы хорошо вы его ни знали. Это может быть для вас неожиданностью. Марина вполне могла воспринять происшедшую здесь трагедию в своем стиле. Она, мягкая и добросердечная женщина, могла сказать: «О господи, бедная, какое несчастье! Как же это могло случиться?» Она могла посочувствовать, не ощущая большой печали. В конце концов, внезапная смерть — не такая уж редкость в мире кино. С другой стороны, она могла воспринять эту смерть как настоящую трагедию и в этот момент решить покинуть сцену. Или же могла быть какая-нибудь совершенно другая причина. Дэрмот решил взять быка за рога: — Мне хотелось бы знать, что вы сами думаете о причинах ее состояния. — Не знаю. Не уверен. В конце концов, существует, как вы знаете, профессиональная этика. Отношения между врачом и пациентом. — Она рассказывала вам что-нибудь? — Не знаю, имею ли я право отвечать на этот вопрос. — Марина Грегг была знакома с Хесей Бедкок? Они прежде встречались? — Не думаю, что до того злополучного дня Марина вообще знала о ее существовании. Нет, дело не в этом. Если хотите знать, к Хесе Бедкок это вообще не имеет никакого отношения. — Это лекарство, кальмовит, Марина Грегг когда-нибудь принимала его? — Принимала и принимает. Здесь все его принимают — и Элла Зилински, и Хейли Престон, половина сотрудников студии. Это средство сейчас в моде. Все эти успокоительные препараты по сути своей одинаковы. Людям надоедает одно, они пробуют другое, новое, которое, как им кажется, в корне отличается от предыдущего. |
