* * *

На обратном пути у меня почти не осталось воспоминаний. Прибор, контролировавший процессы в организме, постоянно держал меня под наркозом - видимо, того требовали ощущения, возникавшие при путешествии на плече великана через ледяную пустыню, да вдобавок осколки костей старались выйти наружу через разможженные ткани бедра. Помнится, один раз я занлянул в огромное обмороженное лицо и наткнулся на взгляд замутненных страданием глаз.

- Оставь меня здесь, - произнес я. - Не нужно мне помощи. Ни от тебя, ни от кого другого. Я выигрываю или проигрываю только самостоятельно.

Он покачал головой.

- Но почему? - спросил я. - Зачем тебе это?

- Человек, - сказал он. - Человек... всегда должен... доводить свои дела до конца.

И он продолжал идти вперед. Он был трупом, но никак не хотел лечь и умереть.

Я инстинктивно ел и пил из подведенных ко рту трубок. Если бы я находился в сознании, то, наверное, постарался бы уморить себя голодом, чтобы не продлевать агонию. Иногда я приходил в себя, но не больше, чем на полчаса. И тогда я понимал, каково приходится куску мяса на крюке мясника. Остальное время я спал, и мне снилось, что я уже сдал вступительные экзамены в Ад. Несколько раз я чувствовал, что падаю и лежу на снегу, потом огромные руки с ворчанием поднимали меня, и я вновь сквозь боль ощущал себя рядом с измученным телом, продолжающим куда-то бесконечно брести...

А потом было еще одно падение, но только какое-то более окончательное, что ли, чем предыдущие. Долго я лежал на месте, дожидаясь смерти, пока, наконец, не сообразил, что скафандр не позволит мне так легко умереть. Питание и лекарства, которые позволили бы здоровому человеку благополучно продержаться с год, заставят помучиться умирающего ненамного меньше. Так что я остаюсь по эту сторону подземной реки, нравится мне это или нет. Я открыл глаза, чтобы сказать об этом великану, и увидел его дом, возвышающийся в сотне ярдов от меня под сенью огромных деревьев. Чтобы добраться до него, мне понадобился всего один день. Я проползал по тысяче миль зараз, преодолевая бескрайние пространства, усыпанные битыми бутылками. Дверь некоторое время сопротивлялась, но в конце концов я навалился на нее всем телом, и она отворилась, позволив мне рухнуть на дощатый пол. Мне потребовалась еще одна вечность, чтобы добраться до огромного медицинского кабинета, открыть его и вползти внутрь. Я успел услышать, как включился диагностический прибор, и ощутить, как сенсоры задвигались по телу, а потом я долго, очень долго не чувствовал ничего.

* * *

На этот раз я очнулся с ясной головой, испытывая вместо боли голод, и с шиной на ноге, которая почти не мешала мне ходить. Я огляделся в поисках хозяина, но оказалось, что в доме я один. В очаге не было огня, но, несмотря на это, в доме было тепло. Видимо, когда-то какие-то доброхоты установили здесь автоматическое отопление на тот случай, если очаг потухнет и великану станет холодно. На полках я нашел кое-какую снедь и впервые за много дней опробовал свои челюсти. Жевать было еще больновато, но вполне терпимо. Я включил коммуникатор и уже собирался было поведать Вселенной свою историю, но вспомнил, что нужно выяснить еще кое-какие подробности. Я подошел к двери, смутно надеясь увидеть как Джонни разминается колкой дров, но увидел лишь приглаженный снег, раскачивающиеся под ветром деревья и серое небо, низко нависшее над землей, подобно мокрому холсту. И скоро заметил кое-что еще: продолговатый сугроб на полпути между домом и опушкой леса.

Хруст снега у меня под ногами почти оглушал в окружающей тишине. Я шел к продолговатому сугробу. Да, он был там - лежал на спине, глаза его были открыты и смотрели в небо сквозь припорошивший их снег. Руки его были согнуты в локтях, а ладони открыты, как будто он держал на руках ребенка.