Пройдоха хихикнул:

– Я слыхал, у годоротов остался один-единственный поклонник, какой-то придурок с Холма. Говорят, они до сих пор целы только благодаря ему, хотя он уже лет тридцать как не встает с инвалидной коляски.

– А сами боги, естественно, и пальцем не пошевелили, чтобы тут убраться.

– А то! Я предложил нанять человека, который следил бы за храмом. Думаешь, согласились? Фига с два!

– Похоже, они сами себе злейшие враги. – Я снял попугая с плеча, убедился, что этот стервятник дышит, и посадил обратно.

– Точно, кореш. Я отпахал в Квартале Грез двадцать восемь лет. Если думаешь, что люди дурачат себя, поболтайся здесь с мое – поймешь, что все не так.

– Ты что, и впрямь видишь богов?

Пройдоха бросил на меня исполненный лукавства взгляд.

– Кореш, ты совсем не разбираешься в здешних делах?

– Нет. Я с удовольствием оставил бы в покое всех и всяческих богов, если бы они оставили в покое меня.

– Их нельзя увидеть, если только они не соизволят тебя коснуться или если ты не проработал здесь с мое. Скажем, я вижу тени и отблески, слышу шепот, порой меня ни с того ни с сего бросает в дрожь. Может статься, нас с тобой сейчас окружает целая толпа... Говорят, когда боги становятся видимыми, они принимают форму своих идолов.

Я подобрал с пола статуэтку, которая, по-моему, изображала Магодор. Идол Мэгги красотой не отличался, у него было гораздо больше рук, клыков, когтей и змей в волосах, чем у богини, с которой я имел дело.

– Милашка, верно? С такой только шашни крутить.

– Если мифы не врут, я бы не стал. Она как паучиха. Те, кто с ней связывался и уцелел, говорят, что никакая женщина не годится ей и в подметки.

Я изучил другие статуэтки. Идолы тех образин, которые меня поймали, тоже были гнуснее оригиналов.

– Приятная компания.

– Они еще хуже, чем выглядят.

– Да ну?

– Точно. Правда, есть одна красотка... Зовут Звездочкой.

– Я о ней слышал и вполне разделяю твои чувства. А как насчет главных? Имара с Имарой? По-моему, пара идиотов.

– Имар – обычный древний бог, вечно всем недовольный, настоящая заноза в заднице. Обожает запах паленой плоти; быть может, поэтому у годоротов и не осталось поклонников.

– А что ты скажешь о шайирах? Я ничего о них не знаю. Кто они такие? Сколько их? Чем они отличаются от других богов? В годоротах, как ни крути, ничего особенного нет. В большинстве религий таких богов пруд пруди.

– Шайиры такие же. Хотя есть у них Торбит Круговод, Кильрак Тень и Черная Мона. Главный – Ланг, Отец Всего Сущего. По мне, так он вылупился из того же яйца, что и Имар. Они даже похожи. – Пройдоха покопался в ящике с реликвиями шайиров. Мне вдруг подумалось, что ему, наверно, не привыкать рыться в священных предметах. – Держи. – Он протянул мне статуэтку. Идол Ланга в самом деле подозрительно смахивал на идола Имара.

– Поглядим. – Я перевернул статуэтку (у меня мелькнула мысль, что я проявляю величайшее неуважение к божеству). Разумеется, на днище имелось клеймо мастера-гнома, рядом стояла дата. Поскольку я знал гномье летосчисление, разобрать ее не составило труда. Между прочим, большинство ученых мужей пользуется именно системой гномов, поскольку человеческий календарь слишком запутан: ведь каждый мелкий тиран, придя к власти, непременно повелевает считать годы от даты своего рождения или вступления на трон.

Я вернул статуэтку Пройдохе и подошел к алтарю, покрытому густым слоем пыли. Чихнул, взял идола Имара, обошелся с ним не более почтительно, чем с идолом Ланга.