Как ни удивительно, ни дверца, ни мой череп существенно не пострадали. Подобно мотыльку с обожженными крыльями, я устремился прочь от света, в благословенную тьму.
Первое, что делаешь, когда потихоньку начинаешь приходить в сознание – при условии, что ты достаточно умен, чтобы не стонать, – притворяешься, что еще ничего не соображаешь. Таким образом можно выяснить что-нибудь полезное. Или застать врагов врасплох, наброситься на них, раскидать и удрать. Или установить, что они дружно отправились обедать, а некий гений к тому же забыл запереть дверь камеры.
Или просто лежать, не в силах пошевелиться, ибо к горлу то и дело подкатывает тошнота – сказывается контузия в сочетании с остатками похмелья.
– Что за грязные животные эти людишки! Йоркен, принеси тряпку! – произнес кто-то громоподобным голосом. Так вопят плохие актеры, которые полагают, что главное в их ремесле – кричать погромче.
– И прихвати ведро с водой, – прибавил женский голос. – Какое жалкое зрелище!
Интересно, зачем им понадобилась вода? Я уже принимал ванну на этой неделе.
– Почему я? Почему мне всегда поручают самую неприятную работу?
– Потому что ты – посланец, – прошелестел третий голос, напоминавший ветер из бездны. Вдруг повеяло могильным холодом. Должно быть, этот голос принадлежал безликому вознице в черном плаще.
Я пребывал в растерянности. Кто-то может сказать, что это мое естественное состояние. Тем не менее происходило явно что-то весьма и весьма странное.
Пожалуй, пришло время подняться и взглянуть в лицо опасности. Я напряг безвольные мышцы. Мне удалось пошевелить двумя пальцами на руке и одним на ноге. Тогда я решил завязать беседу.
– Йпрст! Колымака дрындобам! – Боги! На каком это языке я изъясняюсь?
Меня окатили ледяной водой, и я слегка поумерил пыл.
– Распаршигнусный хреноплюх! – Вновь волной накатила ярость, и я даже ухитрился приподняться на локте. – Елы-моталы, кракохрясь! – Любопытно, что сие означает?
Второе ведро воды повергло меня на пол. Из пелены тумана возникла тряпка, которой принялись водить по моему телу. Послышалось приглушенное бормотание. За работой обычно бормочут гномы, но в данном случае гномами и не пахло.
В том, кто меня протирал, было что-то странное. Во-первых, он разговаривал сам с собой, причем разными голосами. Во-вторых, на голове у него, в тех местах, где у нормальных людей расположены уши, торчали маленькие крылышки. А когда он заслонял собой источник света, его тело внезапно становилось полупрозрачным.
Свет сделался ослепительно ярким, даже ярче, чем солнечный наутро после попойки. Я зажмурился и кое-как принял сидячее положение.
– Мистер Гаррет!
Я не стал отпираться, но и сознаваться тоже не спешил. Честно говоря, я вообще никак не отреагировал на обращение, поскольку был занят тем, что старался не прибавить работы пареньку с тряпкой. Наконец, совладав с тошнотой, я прикрыл глаза ладонью. Внутренний голос посоветовал мне рассматривать происходящее как наглядный урок по химии. Не играй со взрывоопасными предметами. И не связывайся с рыжеволосыми девицами.
Знаю, знаю. От рыжеволосых одни неприятности. Но если уж на то пошло, неприятности неприятностям рознь.
– Убавьте свет, – проговорила другая женщина. – Вы совсем его ослепили. – Такой голос можно услышать разве что в грезах, но никак не наяву. Голос возлюбленной, которую ждал всю свою жизнь.
Куда же я все-таки попал?
Свет притушили, и я смог открыть глаза. Становилось все темнее; наконец освещение сделалось таким, какое бывает в камере, где горит один-единственный факел. Я сумел разглядеть своих тюремщиков. Боги! Никогда не думал, что увижу что-либо подобное. |