БЕЛЬМОНДО. Еще во время съемок «Дезире» я говорил, что французское кино стоит на коленях перед американским. Вот и новое тому подтверждение. Смешно думать о людях, которые собирались нас обидеть. Надо сказать, что ни я, ни Ален не принадлежим к клану Фестиваля.

ДЕЛОН. Я смотрю на вещи менее наивно. Если бы я отвечал за Фестиваль, я бы поручил открыть его Мишель Морган или Жану Марэ, а если они бы не смогли по тем или другим причинам, то позвал бы Жан-Поля, Жанну Моро, Брижит Бардо. Не смею давать советы, но будь я Президентом, то вступил бы на лестницу Дворца Фестиваля под руку с Мишель Морган, которая уже раз открывала его в 1946 году.

– Ален, что, по-вашему, привлекает людей в Жан-Поле?

ДЕЛОН. У него есть то, чего у меня практически никогда не было: клан, настоящая семья, которой он превосходно правит. Думаю, что в этом смысл его существования, смысл его счастья, его успеха и его безмятежности. Я сделал это открытие поздно благодаря детям, которые у меня от Розали.

– Жан-Поль, что, по-вашему, привлекает людей в Алене?

БЕЛЬМОНДО. Воля и огромная интуиция, в лучшем смысле слова. Это – победитель. Думаю, будь он боксером, то стал бы чемпионом мира. Его возвращение в театр через парадный вход, хотя он много лет не выходил на сцену и все ждали провала, останется в анналах.

– В картине «Борсалино» вы были мошенниками. В будущем фильме Патриса Леконта, где с вами играет Ванесса Паради, кто будет злодеем, а кто – добряком?

БЕЛЬМОНДО. Мы оба там добряки.

ДЕЛОН. И злодеи, когда нам наступают на пятки…

Жан-Поль Бельмондо:

«Мой козырь – раскованность»

Интервью в журнале «Стюдио»(№ 203 за 2004 год), записанное Жан-Пьером Лавуанья.

ЖАН-ПЬЕР ЛАВУАНЬЯ. Как вы себя чувствуете?

ЖАН-ПОЛЬ БЕЛЬМОНДО. Хорошо… В общем, лучше. По правде сказать, я испугался. Но теперь все в порядке.

ЛАВУАНЬЯ. Что вас больше всего тронуло в парижском «Омаж артисту», когда городские власти устроили ретроспективу ваших фильмов на гигантском экране на Ратушной площади?

БЕЛЬМОНДО. Я парижанин. Я тут снимался во многих фильмах. Мне по душе, что мой город признает мои заслуги.

ЛАВУАНЬЯ. Каково ваше первое воспоминание о Париже?

БЕЛЬМОНДО. Во время войны меня увезли из столицы. Вернулся я после Освобождения. Вспоминаю атмосферу на улицах, радостных и взволнованных людей. Наверное, больше всего запомнилось именно это.

ЛАВУАНЬЯ. За все годы, что вы снимаетесь, неужели вам ни разу не хотелось встать за камеру, ну хотя бы просто попробовать?

БЕЛЬМОНДО. Нет, правда нет, мне всегда нравилось играть. Мне никогда не хотелось стать господином, который что-то решает. Мне это неинтересно. Мне кажется, каждый призван заниматься одним делом на земле.

Я – быть актером.

ЛАВУАНЬЯ. И с самого начала вы никогда не сомневались в своем призвании?

БЕЛЬМОНДО. Напротив! Когда я впервые ступил на сцену, я очень сомневался. Я сомневался, когда снимался в своих первых фильмах. Но всегда надо идти вперед, проявляя смелость. Что не исключает сомнения. Всегда. Поначалу мне было так страшно, что я снимался в пяти, шести, семи картинах в год! Чтобы наработать опыт.

ЛАВУАНЬЯ. Каков был ваш главный козырь?

БЕЛЬМОНДО. Мой козырь – раскованность. Это ощущение свободы пришло в профессию из моего характера.

ЛАВУАНЬЯ. Критики обратили на это внимание сразу. Они также считали, что вы олицетворяете новый тип актера. Вы это сознавали?

БЕЛЬМОНДО. Нет. Искренно говорю: нет. Мне кажется, и прежде были актеры, которые стремились к тому, чтобы выглядеть на экране естественно.