Вот о чем напомнил сейчас Рафу пожелтевший любительский снимок. Нуриев приехал на похороны Чипиги, и в душе его впервые за многие годы поселился покой: оказалось, в Мартуке он отрезал пуповину, крепко связывавшую его с прошлым, которое мешало ему жить в дне сегодняшнем. Может, поэтому он и решил всё же встретиться с Солнцевым.

Из номера гостиницы Нуриев позвонил Солнцеву домой, но телефон не отвечал, тогда он на всякий случай позвонил на работу. Солнцев проводил какое–то неотложное совещание и пригласил его домой часа через три. Несмотря на жаркий полдень, Нуриев не остался в прохладном, с кондиционером, номере, а поспешил на улицу.

С того памятного дня, когда его призвали на флот, он ни разу не был в Актюбинске. Он не рассчитывал встретиться с кем–нибудь из старых знакомых хотя бы случайно: в лысом, далеко не импозантном мужчине вряд ли кто–либо из них признал бы студента Нуриева, но зато опытный глаз за версту признал бы в нем моряка.

В его распоряжении было три часа, за это время он мог объездить город вдоль и поперек, но город волновал его мало. Хотелось взглянуть лишь на институт, где он не выучился на врача, на дом Лариных, где провел немало счастливых минут, на особняк в железнодорожном поселке, где некогда жила его любимая, и на клуб «Большевик», где родился и умер джаз в их городе. Часа через полтора Раф вернулся в гостиницу. Прогулка не подняла настроения: институт превратился в обшарпанное здание, нуждавшееся в капитальном ремонте, гостеприимный дом Лариных снесли, клуб «Большевик», с провалившейся крышей, с пустыми глазницами окон, лишь человеку с хорошей памятью и фантазией мог напомнить, что когда–то здесь звучали жизнерадостные ритмы. Лишь старинный дом Галочки в густой тени кленов и тополей выглядел по–прежнему.

Солнцев жил в центре. В назначенное время Нуриев нажал на кнопку звонка. Дверь ему открыл молодой полнеющий мужчина с рыжей бородой. Из кухни спешил навстречу Ленечка. Он обнял Нуриева, представил человека с бородой — сокурсника Ленечки по институту, но Нуриев его не помнил.

— Хозяйки нет дома. Жара. Она с детьми на даче. У меня их двое: мальчик и девочка, правда, еще совсем маленькие, я ведь поздно, почти в тридцать женился,— говорил Ленечка.

Когда сели за стол, Ленечка налил рюмки, и они помянули Чипигина. Разговор особенно не клеился, вспоминать веселое было как–то некстати, а о грустном говорить не хотелось. Ленечка с рыжебородым вспоминали студенческие годы, и неожиданно всплыло имя Галочки.

— Где она сейчас? — спросил Нуриев. Рано или поздно он все равно задал бы этот вопрос.

— В Ленинграде,— ответил Солнцев и тяжело вздохнул.

— Почему ты на ней не женился? Бучкин писал тогда, что у вас, похоже, дело идет к свадьбе.

— Я ведь тебе подробно написал об этом, пытался объяснить…

— Я получил эти письма, но читать не стал…

— Ах, вон что, так ты, Раф, не знаешь, сколько я пережил?!.. Не приведи господь никому…— Значит, начинать надо все с самого начала…— Ленечка расстегнул ворот рубахи.— Что ж, слушай. Хочу, чтоб ты понял меня… Познакомил с Галей меня и Чипигу ты сам в «Большевике». Она знала, что мы твои друзья, земляки. Встречая нас с Чипигой в институте, часто спрашивала о тебе: нет ли каких вестей. Летом у нее была трехмесячная практика. Она попала к нам в Мартук. Чипига все лето пропадал то на каких–то сборах, то на соревнованиях. Он тут быстро занял место Мандрицы в команде. Кроме меня, у нее знакомых в Мартуке не было, и я, естественно, старался помочь ей.