В общем, я сразу же решила, что не пойду на это сборище. Я неплохо ко всем относилась, но мне было, по большому счету, наплевать, кто каких высот и положений достиг в этой жизни. Будь ты слесарь или президент, «главное — чтобы человек был хороший». Я усмехнулась про себя этой затертой житейской фразе, ставшей банальной поговоркой.

Кто вообще определяет степень «хорошести»? Для кого-то ты хорош, кому-то плох… Пусть даже все мои одноклассники будут все как на подбор достойными людьми, с которыми приятно общаться, дружить, обмениваться мнениями и наблюдениями, только я придерживаюсь другой мудрости, которая, несмотря на частое употребление, всегда поражала меня своей философской трезвостью: «Живое — о живом».

Десять лет — срок немалый для человеческой жизни, за это время можно жениться и развестись, нарожать кучу детей или сделать карьеру, можно стать порядочной дрянью или благочестивым монахом, можно просто умереть, в конце концов.

Кроме всего прочего, впечатлений от жизни мне хватало, авантюр и людского общения — тоже. А вот выкроить свободную минуту, чтобы просто растянуться на диване, закрыть глаза и, ни о чем не думая, почти ничего не чувствуя, погрузиться в тихое блаженство нирваны, — это удается мне нечасто.

Этими мыслями я развлекала себя, готовя кофе.

* * *

С языческой радостью я плюхнулась в теплую ванну и с удовольствием вытянулась в ней. Тело, став приятно легким, почти невесомым, казалось, существовало само по себе, уподобившись морской водоросли, с безвольной негой отдающейся приливам и отливам.

Утренние сны еще цеплялись за пряди волос, но их влажные тонкие пальцы заметно слабели и, соскальзывая в голубую воду, растворялись в ней подобно кристаллам ароматической соли.

Из состояния блаженства меня вывел звонок телефона. Промокнув ладонь махровым полотенцем, я взяла трубку.

— Могу я услышать Иванову?

Голос в трубке напоминал дребезжание сухой щебенки в бетономешалке.

— Я вас слушаю.

— Меня зовут Юрий Степанович Верещагин. Я звоню вам по просьбе вашего бывшего одноклассника Сергея Беркутова.

Легок на помине. Только Ерикова упомянула его имя, и вот…

— С ним что-то случилось?

— Можно и так сказать, но мне не хотелось бы обсуждать это по телефону.

— Все же постарайтесь обрисовать ситуацию хотя бы в двух словах, — я не собиралась тратить время попусту.

— Сергея подозревают в убийстве, и он хочет, чтобы вы помогли ему. Я, со своей стороны, присоединяюсь к его просьбе.

Голос стал несколько мягче, словно в бетономешалку плеснули воды.

— Хорошо, приезжайте.

— Может быть, лучше вы ко мне приедете? — хотя это и было произнесено в условном наклонении, чувствовалось, что Верещагин привык диктовать свою волю.

— Дело в том, что я не могу отлучиться из дома, — соврала я, потому что, во-первых, не хотелось прекращать приятные водные процедуры, а во-вторых, чтобы осадить ретивого кандидата.

— Что ж, тогда назовите мне адрес, — снизошел Верещагин.

Я объяснила ему, как до меня добраться, и положила трубку.

В запасе у меня был еще час, который при данных обстоятельствах казался мне если не вечностью, то уж столетием — точно. Я спокойно завершила омовение и, облачившись в махровый халат, пошла на кухню. Мой желудок в который раз напомнил о себе длинной урчащей просьбой.

Позавтракав, я привела себя в «боевую» готовность и уселась перед телевизором.

* * *

Ровно в десять квартиру огласил настойчивый звонок в дверь. Уже в прихожей я еще раз бросила беглый взгляд в зеркало: как-никак мой гость — важная птица!

По привычке посмотрев в «глазок», я открыла дверь и посторонилась, пропуская Верещагина.