В е р е щ а к а. Здравствуй, Маричка. А я тебя вчера ждала, заждалась. Хотела после кино зайти, но ведь твой кадр...

Щ е п а н с к а я. Съехали мы...

В е р е щ а к а. Ого, с вами не соскучишься! Куда?

Щ е п а н с к а я. Борису там не понравилось. На дачу.

В е р е щ а к а. В Брюховичах?

Щ е п а н с к а я. Когда-нибудь побываешь... Ну, как там на работе?

В е р е щ а к а. Нормально: работаем, вареники делаем.

Щ е п а н с к а я. И никто вас не тревожил?

В е р е щ а к а. А кто должен был?

Щ е п а н с к а я. Обэхаэсовцы, ревизоры...

Я улыбнулся: это больше всего интересовало Щепанскую.

В е р е щ а к а. Стоячее болото! Что нам ревизия! Пускай обэхаэсовцев Варвара Всеволодовна боится, на то она и заведующая.

Щ е п а н с к а я. Ну, хорошо, красавица. Значит, порядок?

В е р е щ а к а. Ты откуда?

Щ е п а н с к а я. У оперного.

В е р е щ а к а. Может, встретимся? Я скоро кончаю.

Щ е п а н с к а я. Не могу, красавица. У меня поезд через тридцать пять минут.

В е р е щ а к а. Куда ты?

Щ е п а н с к а я. Домой.

В е р е щ а к а. Хорошая дача?

Щ е п а н с к а я. Жить можно. Ну, бывай, я тебе позвоню.

В е р е щ а к а. Подожди, я завтра выходная, на Брюховичское озеро хочу. Может, к вам забегу.

Щ е п а н с к а я. А мы не в Брюховичах.

В е р е щ а к а. Так где же?

Щ е п а н с к а я. Я на той неделе позвоню тебе, приедешь - увидишь. Чао.

И положила трубку.

Крушельницкий, слушавший разговор по параллельному телефону, взглянул на часы. Встал.

- Скорее на вокзал! Через двадцать минут поезд.

- Могла и соврать.

- А если нет?

Перепрыгивая через ступеньки, мы сбежали к машине. Правда, через двадцать минут отходила электричка до Мостиски, и мы успели сесть на нее.

Прошли последний вагон, внимательно разглядывая всех молодых и красивых женщин. Даже похожей на Щепанскую тут не было: несколько совсем молодых девушек, две или три старушки, и все.

Перешли в следующий вагон. Впереди Крушельницкий в светлом костюме и невероятно пижонистом галстуке. По-моему, если бы перенести краски и узоры с Толиного галстука на полотно, получилась бы абстрактная картина высокого класса.

Мы шли медленно, лениво переговариваясь: двое друзей, ищущих хорошие места. Казалось, даже не смотрели на пассажиров, но не было ни одной женщины, на которую мы бы не обратили внимание.

В предпоследнем вагоне сидело удивительно много молодых женщин: в углу у окна заняла место красавица с копной черных волос и ярко подкрашенными губами, напротив нее - блондинка в цветастом шелковом платочке.

Увидев брюнетку, Толя замедлил шаг. Я легонько толкнул его, давая понять, что тоже вижу ее. Мы вышли в тамбур, и Крушельницкий тихонько выругался.

- К чертям собачьим все эти устные портреты! Родинки на щеке нет, а так - вылитая Щепанская. Красивая и губки бантиком...

- У половины женщин - губы бантиком, - пробурчал я.

Поезд остановился, пассажиров вышло мало, и мы поспешили в последний вагон. Нам все-таки не везло, наверное, Щепанская солгала Оле или задержалась в городе.

Пассажиры шли вдоль поезда. Я смотрел в окно, как они спешат к лестнице с перрона. Возле самого окна прошла блондинка в цветном шелковом платочке, красивая бабенка. Еще в поезде я обратил на нее внимание: сидела напротив красавицы брюнетки в предыдущем вагоне.

Правда, красивая женщина, и теперь я точно вижу: у нее родинка на левой щеке...

Боже мой, крашеная блондинка, а вчера могла быть даже рыжей, какой-нибудь час - и ты яркая блондинка; да, сейчас мимо нашего вагона, который уже двигается, должно быть, идет Щепанская.

Мария Панасовна Щепанская собственной персоной: родинка и пухлые губы красным бантиком.