– Дани, милая, извини… Старый козел…

Плачет. И как ее утешить? Как вообще утешить женщину, которая вспомнила свои девятнадцать лет? А как утешить себя, который вспомнил свои девятнадцать? Кончились наши девятнадцать лет в горном Крыму, в Бахчисарайском районе, недалеко от пещерного города Чуфут-Кале.

Мы с ней встретились у подножия горы, куда она спустилась к роднику за водой. А я возвращался из ночного набега на казаков князя Воронцова. Я совершал набег в одиночку. Карданахи-Хан дал мне последнее испытание, чтобы, если я вернусь, передать мне род. Чтобы я правил им, пока последний русский не будет изгнан с нашей земли. Когда погасла последняя звезда и сон свалил часового, я сломал ему шею. После чего перерезал веревки палатки, а потом и горла шестерых казаков. Это было трудновато. Они копошились под брезентом, и нащупать шесть горл… Никому не пожелаю. Но однажды я промахнулся. Если пять раз после взмаха ножа раздавалось бульканье, то в шестой раздался вопль боли. Из-под брезента выкатился русский, держась окровавленными руками за яйца. Белые кальсоны на глазах краснели. А рубаха оставалась белой. И это сочетание резало мне глаза. Я нащупал его горло, услышал долгожданное бульканье… Теперь белье русского было ровного красного цвета.

И я вернулся из набега и взял Дани.

– Точно так и было, – прошептала она в телефонную трубку, – у тебя руки были в крови. Они тебе нос разбили. И я уже не знала, где моя кровь, где твоя. Наша кровь перемешалась.

Вот тебе и на. А я уж забыл, почему у меня нос хитро смотрит в левую сторону, если смотреть на меня. И в правую, если смотреть от меня.

– Дани, милая, приезжай ко мне, вспомним…

– Мишка, я не выхожу из дома. Я на коляске. Диабет. И не надо тебе видеть…

– Дани… Дани… Дани…

– Михаил Федорович, положите трубку. Нету Дани.

– Как нету? Только сейчас была – и уже нету?

– Это называется «в одночасье». Три дня как похоронили.

– А ты кто такой?

– Я?.. Я Герасим. Кот Герасим. Михаил Федорович, возьмите меня к себе. А то мне одному печально.

– Да зачем мне кот?.. Дани, Дани, Дани…

– Михаил Федорович, мы вместе должны…

– С чего вдруг? На хер мне посторонний кот?

– Мужик, я тебе не посторонний. Ты у нее был первый. А я с ней был последний.

Да, этого я не ожидал… Кота придется брать. Что ж я, зверь какой, оставить кота одного. Без никакой любви.

– Герасим, ты меня слышишь?!

Трубка молчала. А с дивана раздался голос:

– Да не орите вы так. Я не глухой.

На диване сидел Герасим. И как он у меня очутился, я решительно не знаю. Можно, конечно, прочитать эту главу с начала… А зачем?.. Что изменится? А кот – вот он, сидит у меня на диване. Память. О ком?.. Да какая разница! Захочет – скажет… А мне надо как-то плотски обеспечить нонешнюю ночь…

Вспомнил! Дани звали Ленкой.

И вновь листаю свою, пережившую трех генсеков и трех президентов, телефонную книжку. Куда, кому?.. Кто это?.. Что это?.. Только два слова: Христос Воскрес. Хоть имя есть. Чего-то, наверное, связанное с Пасхой…

– Ну-ка, нырни, – говорю себе.

– Куда нырять-то? – спрашиваю себя.