Лорен удивилась:

– Но вы, конечно, хотели бы иметь собственный дом и жить вместе?

– Си, но мы тоже любим кушать. Без денег мы ничего не можем. – Она хихикнула.

– Понимаю, – пробормотала Лорен, хотя вовсе ничего не понимала. Пока что она слишком мало знала о жизни этой чужой страны и ее людей.

Они вернулись в комнату. Елена достала ночную рубашку из дорожного саквояжа Лорен и помогла ей одеться. Лорен стояла посреди комнаты, чувствуя себя одинокой и потерянной. Елена занялась ужином, расставляя блюда на большом подносе. По-видимому, она принесла все это и составила на большой стол, пока Лорен спала. Комнату наполнили вкусные ароматы, когда Елена начала поднимать крышки с блюд, и у Лорен потекли слюнки. Она не ела с… Как давно она не ела?

Елена поставила поднос на колени Лорен. На нем оказались бифштекс, зажаренный на решетке, картофель, салат, горшочек с бобами, политыми томатным соусом. Хлеб был двух сортов – пшеничный рогалик и плоская круглая лепешка. Такой хлеб Лорен видела впервые.

– Что это? – спросила Лорен, указывая на лепешку.

– Тортилья. Кукурузный хлеб, – объяснила Елена.

Лорен отломила маленький кусочек. Лепешка показалась ей совершенно безвкусной. Елена положила на нее кусок масла, слегка посолила и свернула в трубочку. Вкус оказался восхитительным.

– Тортилья? – повторила Лорен, и Елена закивала и захлопала в ладоши.

Лорен показала на горшочек с бобами.

– Фасоль, – сказала Елена, – с приправой.

Отбросив нерешительность, Лорен храбро положила в рот полную ложку. И тотчас же поняла, что совершила серьезную ошибку. Во рту у нее запылал огонь! Она быстро проглотила обжигающую массу, чтобы не выплюнуть ее, напуганная одной только мыслью о столь недостойном леди поступке. Елена так хохотала, что ее груди и живот подпрыгивали.

– Воды, – прокаркала Лорен. Она мгновенно осушила поданный ей Еленой стакан и попросила еще. Наконец жжение прекратилось, но Лорен решила соблюдать осторожность и попробовала другие блюда, откусывая крошечные кусочки, прежде чем решиться взять в рот побольше. Остальная еда была изумительна, и она съела все, кроме фасоли. Не слушая возражений Лорен, Елена заплела ее волосы в одну длинную косу. Потом сняла покрывало с постели.

– Теперь ложитесь, сеньорита, и отдохните. День был трудный, си?

– Да, трудный.

Лорен забралась в постель, глядя, как Елена собирает посуду на поднос и прикручивает газовые рожки.

– Буэнос ночес, сеньорита, – прошептала она, выходя из комнаты.

– Доброй ночи, Елена.

Лорен уткнулась в подушку. В доме было тихо, хотя до нее долетали едва различимые приглушенные голоса с лестницы.

– Бен Локетт, как вы могли сыграть со мной такую шутку? – спросила она подушку и немедленно устыдилась своих слов.

После всех ужасных сцен, которые она вытерпела перед отъездом из Северной Каролины, сила, сочувствие и тепло Бена были ее единственным спасением. Она надеялась начать новую жизнь в его семье. Теперь все надежды умерли. Бена больше нет. Ей казалось, что этот огромный дом поглотил ее. И потом эта холодная женщина, властвовавшая в нем…

Вдова Бена не обнаруживала никаких признаков чувства. Может быть, Оливия относилась к тем людям, которые прячут свою скорбь от людских глаз и предаются горю в уединении? Может быть. Эта мысль почему-то тревожила.

А что почувствовал Джеред Локетт, когда узнал о смерти отца? Почему человек, имеющий состояние, положение в обществе, напивается до беспамятства и делает из себя посмешище? Эд Треверс намекнул, что такое состояние не является для Джереда чем-то из ряда вон выходящим.