– Все перстни, – начала перечислять старуха, – ну, кроме тех, что на мне. Потом ещё ожерелья, тоже все. Три броши… или сколько их было?
– Четыре, – подсказала Лена.
– Значит, четыре броши, все серьги…
– Стоп, – перебил Степан Петрович. – Все – это сколько?
– Вам в штуках? – осведомилась Розалия. – Перстней было двадцать два, я точно помню. Ожерелий семь, на каждый день недели, и восьмое для особых случаев. Серёг… Лена, сколько у нас было пар серёг?
– Тринадцать.
– Значит, тринадцать пар. Браслеты почти все на мне, пропал только тот, что с голубыми топазами, мне Лёвушка на день рождения его подарил, потом ещё сапфировый, я его не очень люблю, он мне маловат, гранатовый, такой широкий, и змейка изумрудная, которую в ремонт зимой отдавали.
– Она в бреду, что ли? – на ухо спросил Владимир Иванович Наталью.
Та дёрнула плечом.
– У вас есть опись?
– Опись есть в банке, – сказала старуха. – Когда я лежу в больнице, мне приходится сдавать драгоценности в банк, в лечебных учреждениях не разрешают наряжаться! Вот там опись есть, а нам она зачем?
– И оценка есть? Если есть опись, наверняка есть и оценка!
– И оценка есть, – согласилась Розалия Карловна, – тоже в банке.
– И… – Степан откашлялся, – в какую сумму оцениваются ваши драгоценности?
Розалия Карловна поудобнее устроилась в подушках.
– Мне говорили, но я никак не могу запомнить! Что-то много. Они дороги мне не тем, сколько денег за них можно выручить, молодые люди! Они дороги мне тем, что их дарил Иосиф Львович, мой супруг, а потом Лёвушка, мой сыночек, и Лидочка, невестка! Они знают, как я люблю драгоценности, и на каждый праздник преподносят мне подарок!
– То есть речь идёт о миллионах? – уточнил Степан Петрович.
– О нескольких десятках миллионов, – поправила старуха. – Можно позвонить Лёвушке и уточнить. Но лучше пока не звонить. Разгар рабочего дня, он в заседании, будет очень расстроен, а ему ещё работать!..
– И жемчуг! – вдруг вскрикнула Лена, вспомнив. – Ещё жемчуг!..
– Да, да, – спохватилась старуха. – Прелестная нитка барочного жемчуга, её когда-то доставили Иосифу Львовичу прямо с южных морей, и кольцо белого золота: крупная жемчужина в окружении бриллиантов. На бриллианты наплевать, а вот жемчуг там редкостный.
– Трам-пам-пам, – под нос себе пробормотал Степан Петрович. – И все эти миллионы лежали просто так в вашей каюте?
– Ну разумеется, в моей, не в соседней же!
– И окна открыты, и замки на соплях…
– Зачем вы так грубо выражаетесь, молодой человек?
Степан Петрович переглянулся с Владимиром Ивановичем.
– Куш немалый, – заметил тот.
– И взять легко, – добавил Степан Петрович. – Камеры?
– Поглядим и камеры, – согласился Владимир Иванович. – Когда пропажа-то обнаружилась?
Лена завздыхала с утроенной силой:
– Как только мы с набережной вернулись. Розалия Карловна стала к обеду переодеваться, мы хотели украшения переменить, хватились, а ящика нет…
– Вчера он на месте был?
– Мы не знаем. Вчера мы в него не заглядывали. Мы пришли и все дневные украшения оставили на столе, кроме тех, с которыми Розалия Карловна не расстаётся.
– То есть спит в них? – уточнил Степан, и Лена кивнула. |