Очевидно, Леонард боялся, что она снова попытается сбежать с «Услады сердца». Просто запереть ее в комнате было бы недостаточной гарантией того, что она останется. Лайла была вполне способна выбраться из окна второго этажа.
Говоря по правде, Лайла планировала именно такой побег. Стало совершенно ясно, что нет никакой возможности убедить отца снять обвинения против Джосса, освободить его и позволить вернуться в Англию. Он не согласится сделать это даже в обмен на ее обещание выйти замуж за Кевина. Леонард ненавидел Джосса одержимой ненавистью, которая не могла быть утолена до тех пор, пока Джосс не заплатит своей жизнью за то, что сделал с единственной дочерью Леонарда Реми.
Напуганной, притихшей Бетси было позволено заботиться о нуждах госпожи в течение дня, но, к негодованию Лайлы, пополам с унижением. Джейн или Леонард сопровождали Бетси до двери Лайлы, отмыкали ее, запирали двух девушек вместе, потом выпускали Бетси после того, как она заканчивала свое дело. На ночь Бетси запирали в ее комнатушке на третьем этаже, она даже не могла бы тайком спуститься вниз и помочь своей хозяйке сбежать. Когда до нее дошло, что отец устроил для нее настоящую тюрьму, из которой невозможно сбежать, Лайла почувствовала себя такой беспомощной и напуганной, как никогда в жизни.
Она была узницей в собственном доме, отрезанной от всего и всех. А в Бриджтауне ее любимый сидел в тюрьме в ожидании суда и казни за преступную любовь к ней. Он даже не знает, что она носит его ребенка… Когда она думала о том, что его могут повесить, что он может умереть, не узнав, она боялась, что сойдет с ума. Ради крошечного бутона жизни, который носила в себе, она отгоняла такие мысли прочь. Она должна верить, что все обернется к лучшему, каким бы невозможным это ни казалось.
По мере того как проходили дни, обратившись в неделю, становилось понятно, что отец не собирается смягчаться. Лайла пришла к убеждению, что отец намерен держать ее взаперти до тех пор, пока она не родит ребенка, а потом забрать его у нее силой. Его ярость, когда он узнал о ее состоянии, была ужасна; Лайла все больше и больше убеждалась, что он вполне способен на такой гнусный поступок. Для него внук смешанной расы был бы чем-то отвратительным.
Как ни старалась, она никак не могла придумать способа, как помочь себе, как спасти Джосса.
Ранние недели беременности уже давали о себе знать. Она постоянно чувствовала усталость, а порой и тошноту. Она знала, что должна придумать какой-то план побега, но у нее не было сил даже думать. Правда заключалась в том, что если ей не удастся убедить отца смягчиться или Джейн пойти против его воли, побег невозможен. Она уже десять дней провела в заточении.
Изнывающая от жары и подавленная, она лежала на кровати, когда стук лошадиных копыт по подъездной дорожке отвлек ее от тягостных раздумий. Со времени ее возвращения из колоний посетители были редки, а после ее позора и того реже. Любопытство заставило ее встать с кровати и подойти к окну, выходящему на передний двор. Сдвинув в сторону штору и прищурившись от яркого солнечного света, Лайла увидела, что их визитер мужчина, незнакомец. Молодой, отметила она без особого интереса, когда тот соскочил с лошади, примерно лет тридцати пяти, хорошо одетый, худощавого сложения, но мускулистый. Волосы у него были светлые, почти такого же оттенка, как у нее. У отца время от времени бывали деловые посетители, и Лайла предположила, что он, должно быть, из этой категории. Она наблюдала за ним, пока он не скрылся под навесом крыши над верандой, затем отпустила штору и вернулась на кровать.
В тот вечер Бетси пришла, чтобы помочь ей раздеться, как делала всегда, с Джейн в качестве безмолвного сопровождающего. Лайла подозревала, что отец запретил мачехе разговаривать с ней, и Джейн, как послушная жена, и не мечтала ослушаться мужа. Бетси не говорила ничего до тех пор, пока Джейн не заперла дверь, оставив двух девушек одних. Затем она поспешила к Лайле, которая сидела на стуле перед окном, чувствуя себя оживленнее, чем за весь день. |