— Французы не хотят короля Людовика? — с живым интересом переспросила Клер, забыв о пикировке с лордом.

— Нет, больше не хотят, — покачал он головой. — Большинство французов высоко ценят свободу, которую добыли ценой собственной крови. Многие оправдывают даже террор, вызывающий в душе каждого из нас такой ужас.

— Как можно?!

Клер даже страшно было об этом подумать.

— Не забывайте, первыми на гильотину попали феодальные властители, которые их безжалостно угнетали. И только потом чудовище революции начало пожирать своих же детей.

— Понимать и оправдывать все это — ваше право, милорд. Я на такое не способна. Все французские эмигранты, с которыми я встречалась, были очень милыми и культурными. К тому же…

— …К тому же без чванства и надменности. Вы это хотите сказать? — подхватил Стилтон. — И они не испытывали презрения к людям так называемого низшего сорта?

— Конечно, были среди них и такие. Но в основном это…

— Дорогая мисс Глостер! Хорошие и плохие люди есть в любом обществе. Эмигранты изображают покорность, поскольку зависят от милости других. А знаете ли вы, что многие англичане приветствовали бы революцию у себя на родине?

— Якобинцы! — с яростью в голосе воскликнула Клер.

Неизвестно, чем бы закончился их разговор, если бы они не вошли в холл, где сэр Чарльз Стюарт представлял графине ее здешних слуг во главе с высоким худощавым мажордомом. Мажордома звали Доверменом. Во время революции вместе со своим тогдашним хозяином он бежал в Англию, где в совершенстве освоил английский, что особенно понравилось графине, с трудом изъяснявшейся по-французски.

Начался осмотр помещений. О том, что для них в Париже сняты вполне приличные апартаменты, не только комфортные, но и пригодные для небольших приемов, они знали от своего агента еще в Брюсселе. Однако то, что они увидели, не вписывалось ни в какие разумные рамки. Равно как и целая армия прислуги.

— Боже мой, Довермен, где только вы нашли всех этих людей! — изумилась графиня.

— Многие из них, мадам, — с достоинством отвечал мажордом с акцентом — вместо «д» у него получался звук «т», — служили до революции у знатных господ. И сейчас хотели бы вернуться к тому же занятию. Работу свою любят. Но предпочитают служить у англичан. Говорят, что английские господа деликатнее и воспитаннее французских.

— Что ж, надеюсь, они не разочаруются. Спасибо!

Мажордом низко поклонился и вышел. Клер посмотрела ему вслед и сказала, обращаясь к тетушке:

— Итак, нам придется поддерживать репутацию настоящих английских вельмож.

При этом девушка язвительно усмехнулась, что не ускользнуло от проницательного Стилтона.

— Думаю, вам не придется особенно стараться.

— А если ничего не получится? Представляю, как вы обрадуетесь, увидев нас под ножом гильотины!

— Я обрадуюсь? — Голос лорда зазвучал почти испуганно. — Но почему вы так обо мне думаете?

— Потому что вы рассуждаете, как якобинец.

Клер прекрасно понимала, что это не так, но какая-то дьявольская сила заставила девушку бросить ему это обвинение. Ее глаза горели откровенной ненавистью. Но Стилтон ответил спокойно, чуть усмехнувшись:

— Моя профессия требует уважать любую точку зрения, тем более что у каждого вопроса несколько решений. Поэтому я и не позволяю себе никакой зашоренности в суждениях.

— Но только одно решение правильно.

— Не всегда. Подчас разные стороны предлагают собственные, но одинаково приемлемые решения.