Изменить размер шрифта - +
А стрелки такие большие, что — папа сказал даже птицы на них иногда садятся. Часы стеклянные, а сзади зажигают свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах всё было видно.

 

У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся.

 

А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать «ой», а папа просто говорит:

 

— Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон.

 

Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила.

 

Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик.

 

Я только сказал:

 

— Почему?

 

А папа говорит:

 

— Это касса-автомат. Без такого билета меня к поезду не пустят вас провожать.

 

Какая платформа

Папа быстро пошёл со мной, куда все шли с чемоданами и узлами. Я смотрел, где мама и где носильщик, но их нигде не было. А мы прошли в дверь, и там у папы взяли билет и сказали:

 

— Проходите, гражданин.

 

Я думал, что мы вышли на улицу, а здесь сверху стеклянная крыша. Это самый-то вокзал и есть. Тут стоят вагоны гуськом, один за другим. Они друг с другом сцеплены — это и есть поезд. А впереди — паровоз. А рядом с вагонами шёл длинный пол.

 

Папа говорит:

 

— Вон на платформе стоит мама с носильщиком.

 

Этот длинный пол и есть платформа. Мы пошли. Вдруг мы слышим — сзади кричат:

 

— Поберегись! Поберегись!

 

Мы оглянулись, и я увидел: едет тележка, низенькая, на маленьких колесиках, на ней стоит человек, а тележка идёт сама, как заводная. Тележка подъехала к маме с носильщиком и остановилась. На ней уже лежали какие-то чемоданы. Носильщик быстро положил сверху наши вещи, а тут мы с папой подошли, и папа говорит:

 

— Вы не забыли? Восьмой вагон.

 

А сам всё меня на руках держит. Носильщик посмотрел на папу, засмеялся и говорит:

 

— А молодого человека тоже можно погрузить.

 

Взял меня под мышки и посадил на тележку, на какой-то узел. Папа крикнул:

 

— Ну, держись покрепче!

 

Тележка поехала, а мама закричала:

 

— Ах, что за глупости! Он может свалиться! — и побежала за нами.

 

Я боялся, что она догонит и меня снимет, а дяденька, что стоял на тележке, только покрикивал:

 

— Поберегись! Поберегись!

 

И тележка побежала так быстро, что куда там маме догнать!

 

Мы ехали мимо вагонов. Потом тележка стала. Тут подбежал наш носильщик, а за ним папа, и меня сняли.

 

У вагона в конце — маленькая дверка, и к ней ступеньки, будто крылечко.

Быстрый переход