Зато ей никогда не сравниться с Констанцией в вышивании покровов для замковой церкви! И только Констанция помнила наизусть чуть не весь Псалтырь, умела читать почти без запинки, гладко писать, а также складывать и вычитать на счетах с костяшками. Вдобавок княгиня изящно танцевала и ловко ездила верхом. Но главное, в отличие от бесшабашной подруги, она умела держать себя с достоинством.

– В женщине важны честь и скромность, – княгиня нахмурилась и наставительно повторила мамушкины наказы.

– Ты не очень то верь Грануш, – отмахнулась бедовая Изабо. – Старая армянка так усердно охраняла свою честь, что навеки застряла в старых девах.

Что делать, инкуб давно и прочно поселился в мыслях Изабо. Девица думала и говорила только о мужчинах. Но ее можно было понять – ей шел уже шестнадцатый год, молодость ее была на исходе, а подходящий жених все не появлялся. Безродная, неимущая сирота непременно получила бы от своей княгини достойное приданое, а в придачу – ее покровительство и дружбу, и на руку веселой кокетки находилось немало претендентов, но привереду не устраивал ни один из них: то стар, то уродлив, то незнатен. Грануш ворчала, что бесприданница ждет второго Раймонда де Пуатье, и Констанция от души желала бы ей дождаться, если бы на белом свете существовал второй подобный рыцарь. Но капризница продолжала мечтать, коротать время в болтовне, прихорашивании, пожирании сладостей и кидать пылкие взоры на пригожих шевалье.

Вот и сейчас праздные пальцы Изабо обрывали ромашку, а мысли заслуживали поста и епитимьи:

– Не все же сподобились даже замужем оставаться непорочной!

От этих глупых слов Констанции стало нестерпимо больно, как будто Изабо ударила ее. Княгиня вырвала из земли пук горчичной травы и налетела с ним на болтунью. Изабо заголосила и помчалась от нее прямо по цветам эхинацеи. Констанция неслась вдогонку, ломая целительные корни мандрагоры, пачкая бархатные башмачки во влажной земле, на бегу она хлестала обидчицу пахучими стеблями. Остановились, только когда Изабо споткнулась и растянулась на свежеполитой грядке. Констанция плюхнулась рядом.

– Грануш нас убьет, – уверенно предсказала она.

Весь аптекарский огород оказался затоптан, а их туфельки и платья пришли в полную негодность.

– Убьет, – согласилась Изабо и смахнула с носа комок земли.

Поспешно вытряхнули из растрепанных волос грязь, вытерли лица, но драгоценный сад, содержавшийся мамушкой в образцовом порядке, выглядел, будто по нему проскакали тюрки.

– Давай запустим внутрь собак, – сообразила Изабо. – Пусть на них подумают.

Захлопнули калитку за дурными охотничьими псами Раймонда, Гектором и Аяксом, и с жалкими остатками спасенных трав поспешили на плоскую крышу кухни. Когда там появилась Грануш, грозная, как полки́ со знаменами, обе тихони прилежно раскладывали на длинных лавках поломанные стебельки лопухов, вырванные до срока корни валерьяны, луковички имбиря и обсыпавшиеся венчики ромашки, календулы и зверобоя.

– Кто впустил собак в огород?

Грануш двинулась на Изабо, уверенная, что преступление – дело рук неуемной вертихвостки.

– Это не я! При чем здесь я?! – заверещала Изабо, отступая к краю крыши.

Констанция загородила подругу:

– Татик джан, Изабо не виновата! Собаки Раймонда никогда бы ее не послушались. Это я, это я случайно не уследила!

Но мамушка успела ухватить Изабо за растрепанные кудри и не собиралась упускать удачную возможность прибавить проказнице ума и смирения.