Но тогда судья неминуемо остановил бы схватку, позволив сопернику подобрать копье и щит, обагренный кровью одного из мирмиллонов. Глупо погиб парень. Что ж – пусть этот здоровенный самоуверенный чудушко последует за ним на тот свет. Тем более, детина, похоже, у гопломахов за главного – видно, что по возможности контролирует бой. А ну-ка…
Обманное движение…
Уход влево…
Вниз… И оттуда – ловкий, стремительный, словно молния, выпад – укол.
Ну, вот и все, в общем-то…
Схватившись за сердце, детинушка побледнел, выпустил из враз ослабевшей руки кинжал и тяжело повалился на бок. Беторикс уже давно научился никого не жалеть – не та ситуация. Гладиатор-гуманист – это что-то уж совсем несуразное, деревянный камень, нонсенс или, как говорила Лесбия – «диссонанс».
С остальными гопломахами было покончено буквально в пару минут: кто-то уже корчился, заплевывая кровью желтый песок арены, а кто-то лежал под мечом мирмиллона в ожидании решения зрителей – жить или умереть? Кому-то повезло, кому-то нет… Рутина.
Под рев толпы победители-мирмиллоны скрылись в дальних воротах цирка, где, в тени, под трибунами, их уже ожидал ланиста, толстенький, круглый, веселый – настоящий сибарит и рубаха-парень, он, однако, умел считать денежки, хотя и скупым сего довольно молодого еще человека никак нельзя было бы назвать. Вообще, Гай Лициний – так звали ланисту – нравился Галльскому Вепрю куда больше, нежели Теренций с этим его надоедливо-презрительным «п-с-с». Этот же любил жизнь… и давал жить другим, насколько это было в его компетенции и не шло вразрез с интересами бизнеса – а гладиаторские игры в Риме давно уже превратились из некоего сакрального действа в хорошо налаженный и прибыльный бизнес. Бывали, конечно, и проколы – как вот в Капуе, со Спартаком. Однако там больше ланиста был виноват. Умные люди опыт учли. Всех строжили, за всеми следили, но палку уже не перегибали. Что же касаемо гладиаторов-звезд… то те вообще наглели и изгалялись как только могли. А что? Почему бы и нет-то? Однова живем – вот уж тут точно.
– Видал, видал… – едва только бойцы разделись и вымылись, тут же заблажил ланиста. – Эти гопломахи… А их трюк со щитом неплох, неплох… жаль только – лишил меня хорошего парня… Эй, эй, слуги! – Лициний повернулся к закрывающим ворота рабам – своим собственным. – Похороните его достойно, да не где-нибудь, а в хорошем месте… Откуда я знаю – где? Сами разведайте. Да! Кровь… вы уже слили его кровь? Так что ж стоите? Ждете, когда свернется?
И это тоже был бизнес – кровь погибшего на арене гладиатора стоила немалых денег. Она почему-то считалась самым целебным снадобьем, помогающим от многих болезней, особенно от тех, что передаются половым путем.
– Хороший был боец, да, – шумно высморкался Поркус. – Жаль, погиб не по-людски. Это ж надо – голову… Так и покатилась! Лициний, ты б нам подкинул деньжат – помянуть.
– Вчера ж только подкидывал, – заугрюмился гладиаторский арендатор. Даже вздохнул, покривился: – Работу бы себе, что ли, нашли. Ну, приработок. Здесь ведь Рим – все так делают.
– Ага, все. То-то клянчат – хлеба им да зрелищ. Работы-то не просят, нет!
– Так-то – граждане, а вы кто? – снова погрустнел ланиста. – Я и сам-то – вольноотпущенник. Правда, слава богам, чуток поднялся.
Чуток… Мирмиллоны с усмешками переглянулись. Знали уже кое-что про ланисту. Если «чуток» – это двухэтажный дом в богемном районе Аргилей, рядом с рынком и книжными лавками, вилла на Аппиевой дороге в двадцати милях от города, очень даже приличный участок земли, розданный арендаторам, еще вот – гладиаторская школа, пусть и небольшая. |