– Просто…

– Ну что, просто?

– Просто, и все! – сказал Он.

И она засмеялась.

– Ты так ничего и не решил?

– Мы сейчас уедем отсюда, – сказал Он. – Сядем в машину и уедем.

– Туда, где снег? – спросила она.

– Да, – сказал Он. – Мы будем ходить на лыжах и пить горячее вино.

– Но вначале я хочу пожить на островах.

– Мы возьмем любой катер и отправимся на любой остров. Там полно грибов.

– Как здорово! – воскликнула она.

Неужели когда-нибудь нам наскучит такая жизнь, подумал Он.

– Я хочу туда, где совсем маленькие деревья и комары.

– Я тебе это обещаю, – великодушно сказал Он.

– С-с-с… – произнесла она, прижав палец к губам, – слышишь? – и замерла.

Африканец остановился и посмотрел вверх на влажные крыши.

– Слышишь? – спросила она еще раз.

И тогда Он различил слабое жужжание – настолько слабое, что оно едва пробивалось в настоявшейся тишине смолистого воздуха, разбавленного редкими криками чаек на пристани, где они селились плотной колонией, ссорившихся ворон в соседнем проулке, шелесте и цоканье перебегающей по веткам кедра белки.

Машина, решил Он, и не более чем в двух километрах.

– Бежим! – крикнул Он.

И они, свернув за угол, вбежали во двор двухэтажного дома, где у них в гараже стояла машина; и она, прижавшись к стене, пока Он возился со створками ворот, произнесла:

– Ты когда-нибудь меня загонишь…

Теперь Он чувствовал, что начинает проигрывать. И еще не отдавая себе полностью отчета в этом, лихорадочно думал, что это плохо – хотя бы оттого, что все происходит не так, как хотелось бы. В спешке у него никак не ладилось с засовом. Может быть, они выследили нас на западном побережье, где мы не осторожничали, подумал Он, или еще раньше в тех крохотных городках, где было много солнца и винограда на рыжих склонах и где мы задержались так долго, пока это не надоело и нерусский пейзаж не приелся и захотелось чего-то попроще, неизысканного, родного. Или это просто случайность. Хотя в этом мире случайностей нет. Но откуда они взялись, черт возьми, эта новая популяция кретинов с ружьями, словно весь мир сбесился. И Он снова почувствовал, что сегодня утром преступил черту и каждый шаг теперь ценен, как жизнь.

Наконец Он распахнул ворота и попал в гараж. Машина была на месте. Видавший виды кузов с багажником на крыше и двумя канистрами для воды по бокам, но мотор – мотор был, как зверь – в триста двадцать лошадиных сил, обкатанный и проверенный на том, что называлось теперь дорогами после того, как последний раз человеческие руки прикасались к ним лет десять назад. И шины были новенькие, поставленные всего неделю назад в гостиничном гараже где-то в Альпах. В полумраке они радовали глаз зубчато-правильными выступами и походили на башни крепостной стены.

И тут Он вспомнил, что в доме у них остались вещи: рюкзак, спальники и примус с какой-то мелочевкой.

– Ты посиди, – сказал Он, – я мигом, – и уже заскакивая в два прыжка на крыльцо, – под мышкой тяжело хлопнул пистолет – краем глаза увидел, как Африканец, перемахнув через сиденье, бросился следом за ним.

Рюкзак Он нашел сразу. Бросил в него фляжку и ту сумочку, в которой жена держала косметику. Потом вспомнил, что палатка и спальники лежат на веранде, и заскочил туда. И когда уже укладывал вещи, какое-то движение по ту сторону стекол привлекло его внимание, и Он увидел, что вдоль стены, выложенной гранитными валунами, поросшими подушками яркого мха, на полусогнутых крадутся две фигуры, а чуть дальше, влево, из-за закругления, выглядывает передок машины.