Зою Космодемьянскую взяли в воинскую часть N 9903, командовал ею майор Спрогис (см. «Московский комсомолец», 8 декабря 2001). В Кунцево, в помещении детского сада, вчерашних школьников наскоро готовили к диверсионной работе. Учили самому элементарному: стрелять, закладывать взрывчатку.

Обычно полный курс проходили за десять дней. И это-то был ничтожно короткий срок, а группу Зои сочли готовой к заброске в тыл врага всего через четыре дня! Это было преступное решение. Отправить на сложнейшее задание необученую молодежь — значит заведомо обречь ее на гибель. Никакой военной необходимостью эти жертвы не оправдывалось. Но такова была воля вождя, и командиры спешили отчитаться об исполнении сталинского приказа.

Скажу сразу, что Шелепин к этому не имел никакого отношения. Мобилизованные комсомолом юноши и девушки поступали в полное распоряжение военных и чекистов. Они так варварски распорядились судьбами московской молодежи.

Группа получила приказ поджигать населенные пункты, занятые немцами, хотя уже было известно, что отправленные в тыл врага неопытные диверсанты действуют неумело и быстро попадают в руки немцев.

Как и следовало ожидать, местное население возненавидело людей, сжигающих их дома, и сдавало их немцам. Подмосковные крестьяне, хватавшие переодетых в штатское диверсантов, не были предателями. Они спасали свои семьи от неминуемой смерти. Зима в тот год выдалась особенно холодной. Они же не знали, что дома сжигаются по личному приказу любимого вождя, товарища Сталина.

Немецкая полевая жандамерия пойманных диверсантов после недолгого допроса вешала. Казнь совершалась публично. На грудь прикрепляли фанерную табличку с надписью «поджигатель» на двух языках.

Двадцать третьего ноября зоина группа перебралась на занятую немцами территорию возле Наро-Фоминска. Пять дней они двигались в сторону деревни Петрищево. Считалось, что они должны были разложить костры, чтобы помочь нашим самолетам-разведчикам точнее установить линию фронта. Потом — что им дали приказ уничтожить немецкую штабную радиостанцию в Петрищево, которая мешала советской радиоразведке (см. «Вечерняя Москва», 27 ноября 2001). Ни того, ни другого они не сделали. Большая часть группы Зои погибла, остались трое.

Вечером двадцать седьмого ноября двое из них пробрались в деревню, перерезали провод полевого телефона и подожгли конюшню. Загорелась и изба крестьянина Петра Свиридова. Тот выскочил из избы, схватил поджигателей и передал немцам.

Один — Василий Клубков — предпочел все рассказать. Он согласился работать на немцев, которые отправили перевербованного агента назад, в расположение Красной армии. Он попал в руки чекистов, и его расстреляли.

Зоя на допросе упорно молчала, даже не выдала свое настоящее имя. Она назвала себя Таней в честь героини Гражданской войны Тани Соломахи, которую изрубили белоказаки. Утром двадцать девятого ноября Зою Космодемьянскую повесили.

Когда немцев из этого района выбили, туда приехал корреспондент «Правды» Петр Лидов. Ему рассказали эту историю. Эксгумировали труп и с трудом опознали десятиклассницу 201-й московской школы Зою Космодемьянскую…

Фронтовик и литературный критик Лазарь Лазарев пересказывает в своих записках слова режиссера Лео Оскаровича Арнштама, который еще во время войны, в сорок четвертом, снял фильм о Зое Космодемьянской:

«Он был уверен, что эта девочка, с военно-прагматической точки зрения ничего существенного не совершившая, была человеком незаурядным, из той породы, что и Жанна д'Арк. Она жила высокими помыслами и страстями.

Советско-германский пакт тридцать девятого года вызвал у нее такое возмущение, такой нервный срыв, что ее положили в больницу. Со школьных лет она была одержима идеей героического жертвенного подвига. Искала случая, чтобы его совершить.