– Что тут непонятного? – возмутился кроха. – В домах – домовые, в банях – банники, а я, стало быть, – крепостной. Потому как и стены, и башни, и все здесь под моей опекой состоит. А живу я в этом столбе, выходит, что столбовой. Но тс-с. – Он еще раз цыкнул, прибывая меня говорить как можно тише, и резко продолжил: – Уходить вам отсюда надо. Недоброе тут задумали.

    – Против нас? – уточнил я, не совсем понимая, о чем может идти речь.

    – А то! – немедля подтвердил крепостной, а затем добавил тоном, не допускающим противоречия: – Уж как вы там хотите, а нынче за полночь я вас отсель выведу.

    – Неужто вы полагаете, что мы не сможем за себя постоять? – возмутился я.

    – О том мне ничего не ведомо, а только велено головы уберечь, как вот эту. – Он постучал себя крохотным пальцем по лбу.

    – Кем велено?

    – Кем надо, тем и велено! Нешто сам не знаешь, кто такое велеть может?!

    Честно говоря, этого я как раз не знал, но счел за благо промолчать, опасаясь разрушить у крепостного иллюзию моего всеведения.

    – Ох, много тут недоброго, – продолжил малыш, забирая бороду в кулак. – Ты вот сам погляди.

    Его указательный палец обвел круг на стене, и тот моментально осветился, словно окно соседней избы. За «окном» появились какие-то лица, затем послышалась негромкая речь. Изображение сместилось, выискивая говорящего, и явило мне физиономию Гонты.

    – Светлый княже! – горячился куренной атаман. – Истинно говорю, не к добру эти двое здесь появились. Как есть подсыльщики! А ну как супротив тебя, Байда, злоумышляют? Круль-то польский небось за твою голову немало золотой казны отвалит. В железа [8] бы их, да расспросить, каким ветром таких гоголей в наши края надуло.

    – Это ты, Петро, дурного хватил.

    Круг экрана сдвинулся, демонстрируя того, к кому обращался ватажник.

    – Чтобы мою голову посреди Далибожа с плеч скроить, недюжинным удальцом надо быть.

    – Не прогневайся, гетман, а только мы их давеча не смогли и дюжиной одолеть.

    – Ишь ты. – Вишневецкий разгладил длинные, начинающие седеть усы. – Желаю своими глазами поглядеть на ухарей. Кликни мне их.

    – А ежели смерти они твоей алчут?

    – Пустое, – отмахнулся Байда. – Когда б убить меня желали, сюда б не пробирались. По лесам бы стерегли – там и ударить легче, и ноги унести сподручней. Потому желаю я их видеть, а в железа да на дыбу мы их всегда вздернуть успеем.

    За дверью послышалась громкая речь Лиса.

    – А шо это ты, голуба, к стене припал? Или притомился?

    – Так я того… дремал я, – послышался в ответ голос Чапели.

    – Не, ну на шо это похоже! – не унимался Лис. – Я его ищу. С ног сбился, сапоги по колено стоптал. А он тут ухом стену продавливает. Ты куда мой кулеш дел, цапель винторогий?

    – В лесу оставил, – промямлил незадачливый караульщик.

    – Шо?!! – Возмущению моего напарника, казалось, не было предела, однако на канале закрытой связи его голос звучал иначе. – Капитан, ты нас слышишь?

    – Еще бы.