Изменить размер шрифта - +
 — Тебе не верится, что это произошло с тобой и против тебя. Да, убийство в театре кажется выдумкой, глупостью. В сущности, это хороший сюжетец для криминальной драмы, ничего не имеющий с действительностью, ведь артисты на самом деле трусливые и гнилые по натуре, они как бы не способны…

— Не стоит огульно обо всех…

— Ладно, не буду. Но учти, всякий трус не способен на преступление до определенного момента, пока не зацепят его кровные интересы. Вот тут он развернется, и вся дрянь вылезет из его нутра, как дерьмо из общественного сортира, когда туда бросают дрожжи.

— Дрожжи? — рассеянно спросила Саша. — Как это?

— Не знаешь? Рассказываю. Родная тетка моей мамы в начале девяностых решила подзаработать и поехала куда-то на Кавказ за страшным дефицитом — дрожжами. Набрали тетки прессованных дрожжей на какой-то фабрике, приехали на вокзал и ждали поезда. Но ливень прошел, вода попала в сумки, дрожжи слиплись, обертка размокла… Короче, товару хана, не стоило тащить на себе тяжелые сумки. Тетеньки не нашли ничего лучшего, как выбросить все в общественный сортир. А туалеты тогда были… ну, как на дачах спецдомики, только из камня. Но стояла жара вдобавок. И вот оттуда, из самых недр, полезло наружу дерьмо, оно на дрожжах поднялось, как тесто.

Представив картину во всей туалетной «красе», Саша рассмеялась — вот и разрядилась атмосфера. Ненадолго, правда, минуту спустя она снова повесила нос, но все равно в салоне слегка потеплело, и тон Иннокентия стал мягче:

— Саш, у кого ты тут отняла кусок хлеба с маслом, а?

— Ты настаиваешь, что это было покушение?

— Наверху мелькнул человек, я успел его увидеть…

— Мужчина или женщина? — встрепенулась она.

— Не разобрал. Слишком высоко и темно там было, а софиты расположены ниже и прямо в глаза били светом. Я только заметил вверху движение — тень мелькнула… не бесформенная тень, это был человек, а не кошка. Бежать ловить его бессмысленно, с колосников целых три выхода — в карман сцены, на сцену с двух сторон по порталам можно спуститься и на внешнюю пожарную лестницу. По пожарке удобней всего, там тупик, прохожих нет, никто не увидит… разве что из окон многоэтажек… Но они далеко.

И снова пауза. Следовало обдумать услышанное, обдумать и понять, что происходит, откуда пришла опасность и почему. Паузу Инок считал по-своему:

— Значит, ты не знаешь, кого довела до покушения на тебя. А дела минувших дней? У тебя там все было… гладко?

— Как у всех, — резко бросила Саша. — Я пойду, ладно? Все, что ты наговорил, меня пугает… пока я знаю только это.

— Ладно, спокойной ночи.

Саша открыла дверцу, ступила одной ногой на землю… с ее колен посыпались букеты, распадаясь на отдельные стебли с бутонами и противно шурша целлофаном. Среди них не было роз, перевязанных траурной лентой — сегодня она не получила желтого подарка, но и эти упавшие на каменные плиты цветы отдавали похоронным духом, поднимать их не тянуло. Однако мы чаще делаем то, чего делать нам не хочется, вот и Саша кое-как собрала ворох цветов. Прежде чем попрощаться и захлопнуть дверцу, она вдруг озадачилась вслух:

— У тебя шикарная машина, а ты работаешь монтировщиком…

— Ммм… — ухмыльнулся Инок. — Значит, у работяг шикарных тачек быть не может? Странная у вас, деятели культуры, позиция. А если мама с папой купили сыну тачку? А если я заработал честным трудом на эти колеса? А сейчас приехал получать наследство, дело это долгое, от скуки решил поработать хоть кем-то?

— Обиделся? Зря. Я без задней мысли…

Она уже хотела захлопнуть дверцу, но:

— В театре я за тобой присмотрю, а в других местах будь осторожна.

Быстрый переход