Ближе к полуночи, никем не замеченные, они причалили к большому молу на острове.

Сандокан спрыгнул на берег и остановился у первых ступенек извилистой лестницы, которая вела в его дом.

— Джиро-Батол, — сказал он, обращаясь к остановившемуся малайцу, — возвращайся в свою хижину, предупреди пиратов о моем возвращении, но скажи им, чтобы они оставили меня в покое пока. Мне надо поговорить там наверху о таких вещах, которые не для всяких ушей.

— Хорошо, капитан. Я страшно рад, что вернулся сюда. Один я не добрался бы, наверное. И знаете, капитан, я не только готов лечь костьми за вас, но, если вам понадобится человек, чтобы спасти даже англичанина или англичанку, я на это готов.

— Спасибо, Джиро-Батол! Спасибо… а теперь уходи! — И, взволнованный воспоминанием о Марианне, невольно вызванным малайцем, он поднялся по ступенькам, растворившись в густой темноте.

ЛЮБОВЬ И ОПЬЯНЕНИЕ

— Великий Боже! — прошептал он. — Какое расстояние отделяет меня от нее! Что она делает сейчас? Оплакивает меня, как мертвого, или грустит, как о пленнике.

Он вдохнул ночной ветер, как если бы вдыхал далекий аромат своей любимой, и медленными шагами пошел к своему дому, где еще светилось одно окно.

Он заглянул сквозь оконные стекла и увидел человека, сидящего за столом, в задумчивости обхватив голову руками.

— Янес, — прошептал он, грустно улыбнувшись. — Что он скажет, когда узнает, что Тигр вернулся побежденным и околдованным?

Он сдержал вздох и тихо-тихо открыл дверь, так что Янес не услышал его.

— Ну что, дружище, — сказал он громко. — Не забыл ты Тигра Малайзии?

Он еще не закрыл рот, а Янес уже стиснул его в объятиях, восклицая в изумлении:

— Это ты?.. Черт возьми, это ты, Сандокан!.. Ах!.. Я думал, что ты погиб!..

— Нет, как видишь, я вернулся.

— Но, дружище, где же ты пропадал? Уже четыре недели, как я жду тебя, теряя надежду. Что ты делал столько времени? Ты ограбил какой-нибудь султанат, или это Жемчужина Лабуана так околдовала тебя?

Его веселье и радость, однако, не затрагивали Сандокана. Пират стоял перед ним в молчании, с грустным взглядом и потемневшим лицом.

— В чем дело? — спросил Янес, удивленный этим молчанием. — Почему ты так смотришь? И что это за форма на тебе? Случилось какое-нибудь несчастье?

— Несчастье! — воскликнул Сандокан хриплым голосом. — Ты, значит, не знаешь, что из пятидесяти человек, которых я повел с собой на Лабуан, вернулся один только Джиро-Батол? Все они пали у берегов этого проклятого острова, а мои суда покоятся на дне моря. На этот раз я разгромлен и побежден.

— Побежден — ты!.. Это невозможно!

— Да, Янес, я был побежден и ранен; мои люди уничтожены; а сам я возвращаюсь смертельно больной!..

Понурившись, Сандокан подошел к столу, сел, одним духом опрокинул стакан виски и прерывающимся хриплым голосом рассказал все, что случилось с ним: и о прибытии на Лабуан, и о встрече с крейсером, и об отчаянном сражении своих праос, и про ночной абордаж, рану, полученную при этом, про то, как плыл, истекая кровью, к берегу.

Но стоило ему заговорить о Жемчужине Лабуана, весь его гнев испарился. Голос, до этого яростный, гневный, стал мягким, нежным и страстным.

В каком-то поэтическом порыве он описывал Янесу красоту молодой девушки: ее глаза, голубые, как морская волна, ее длинные волосы, светлей золота, ее ангельский голос, заставлявший дрожать в нем все струны души, ее прекрасные руки, умевшие извлекать из лютни звуки несравненной нежности и красоты.

С живой страстью описал он те минуты рядом с любимой женщиной, в которые он забывал о Момпрачеме, о своих тигрятах, забывал, что он Тигр Малайзии.