Сандокан прикрыл глаза ладонью, и лицо его болезненно исказилось. Марианна бросилась ему на шею.

— Сандокан, ты страдаешь, ты скрываешь от меня свою боль.

— Нет, душа моя, я просто взволнован, и больше ничего. Что же ты хочешь? Вернувшись, найти свой остров разрушенным, многих людей погибшими и думать, что вскоре я должен его покинуть…

— Значит, ты страдаешь и сожалеешь о своем былом могуществе. Ты думаешь, что я могу помешать. Но хочешь, я останусь здесь навсегда? Я буду жить на Момпрачеме среди твоих тигрят; я тоже возьму в руки карабин и саблю к буду сражаться бок о бок с тобой?

— Ты? — воскликнул он. — Нет, я не хочу, что ты стала подобной женщиной! Это было бы чудовищно. Оставить жить тебя здесь, оглушать тебя залпом пушек и страшными воплями бойцов, подвергать постоянной опасности. На это я никогда не пойду.

— Значит, ты любишь меня больше своего острова, своих людей, своей славы?

— Да, любимая! Сегодня вечером я соберу свои отряды и скажу им, что, дав последнее сражение, мы спустим навсегда наше знамя и покинем Момпрачем.

— А что скажут твои люди, услышав это? Они возненавидят меня, зная, что я — причина гибели Момпрачема.

— Никто не осмелится поднять голос против тебя. Я еще Тигр Малайзии, тот Тигр, который одним взглядом заставляет их трепетать. И потом, они слишком любят меня, чтобы не подчиниться. Но предоставим все нашей судьбе.

Он нежно обнял Марианну, потом позвал двух малайцев, следящих за домом и сказал:

— Вот ваша хозяйка. Слушайтесь ее, как меня самого.

Сказав это, он обменялся с девушкой долгим взглядом и, повернувшись, быстрыми шагами спустился на берег.

Канонерка все еще дымила в виду острова, сдвигаясь то в одну сторону, то в другую. Было ясно, что она наблюдает за Момпрачемом, возможно, поджидая другие корабли.

Тем временем пираты в ожидании новой атаки уже работали под руководством Янеса, роя траншеи, укрепляя бастионы и возводя новые редуты.

Сандокан подошел к португальцу, который наблюдал, как с кораблей снимают орудия, чтобы перенести их на редут, возведенный перед поселком.

— Новые корабли не появлялись? — спросил он.

— Нет, — отвечал Янес. — Но канонерка не собирается покидать наши воды, а это плохой знак.

— Нужно укрыть в надежном месте все наше золото и драгоценности и на всякий случай приготовиться к отступлению.

— Ты боишься, что мы не выдержим осады?

— У меня тяжелые предчувствия, Янес: мне кажется, мы скоро потеряем этот остров.

— Сегодня или через месяц — не все ли равно, раз уж ты решил покинуть его. А наши пираты знают об этом?

— Нет, но сегодня вечером ты приведешь их ко мне, и я объявлю им о своем решении.

— Это будет тяжелый удар для них, брат.

— Знаю, но, если они захотят продолжать без меня, я не буду мешать им.

— Не думай об этом, Сандокан. Никто не покинет Тигра Малайзии, и все последуют за ним, куда он захочет.

— Я знаю, они очень любят меня, эти храбрецы. Будем работать, Янес, сделаем наш остров по возможности неприступным.

Они пошли к своим людям, которые работали с ожесточением, спешно возводя новые валы, устраивая на берегу батареи, подвозя к ним порох и снаряды, готовясь к длительной обороне.

Уже к вечеру эти укрепления имели очень внушительный вид, а со стороны бухты почти что неприступный.

Когда спустилась ночь, Сандокан велел погрузить все самое ценное на одно из больших судов и отправил его вместе с двумя другими на западный берег острова, чтобы вырваться, если поражение станет неизбежным.

В полночь Янес вместе с начальниками отрядов и всеми пиратами, свободными от вахты, поднялся наверх в дом, где Сандокан уже ждал их.