Петр Краснов. Жемчужины в имперской короне
Одиннадцать казачьих войск — одиннадцать жемчужин в блистательной короне Российской Империи. Три городовых казачьих полка — три бурмицких зерна Белого Царя. Донское, Кубанское, Терское, Уральское, Сибирское, Астраханское, Оренбургское, Забайкальское, Семиречен-ское, Амурское и Уссурийское казачьи войска — у каждого своя история, — у кого, уходящая в даль веков, к истокам земли Русской, у кого еще недолгая, молодая жизнь искусственно продвинутых «на линию» полков, — все покрыты неувядаемой славой походов и боев, сражений и побед. У каждого был свой неприятель, свой театр военных действий, свои в песнях воспетые герои. Три городских полка — Красноярские, Иркутские и Енисейские казаки — три горододержца, хранителя порядка в Сибири, на далеком Сибирском тракте. Кроме Астраханцев и Красноярцев — я знал их всех. С одними прожил тесною жизнью на протяжении десятков лет, с другими связан годами, проведенными вместе в трех войнах, третьих видал только в лагерях, на ученьях. Всех успел оценить и горячо полюбить.
* * * Казаки приходили на службу на своих собственных, часто доморощенных, казачьих конях, со своими седлами, в своем обмундировании, со своими шашками и, одно время, со своими ружьями и пиками. Как поется в казачьей песне: Казаки снаряжались дома и вполне готовыми приходили в полки. Юношами-«малолетками» они обучались военному зелу, жили в лагерях, и полковая жизнь им была знакома и не страшила их. Они не боялись лошади. Конь входил в семью казака, был тесно связан с его бытом. Казаки любили своего коня, как члена семьи, как связь с домом. Казаки несли воинскую повинность все поголовно, без льгот. В казачьей семье — иотец, идед, и прадед — и, далеко в века уходя, все были воины; служили и старший, и младший брат, и оттого создавалась традиция службы и уважения к ней. По стенам казачьего куреня висели фотографии тех, кто служил раньше, портреты начальников и героев. О них пели песни казачки, их поминали и знали.
Казаки были прирожденные воины. Они сами стали такими. Их закалила в боях на границе история. Это было очень трудно, дорого и разорительно казакам снаряжаться на службу. От них требовали всё лучших, более рослых и кровных коней, красивого, крепкого, исправного снаряжения. Они стояли наряду с полками блистательной кавалерии Российской, и войсковое, казачье самолюбие требовало не быть ни в чем ниже их. Я был очень близок с казаками. В молодые годы, младшим офицером, я жил с казаками одной жизнью, ночевал в полевых поездках и на маневрах в одной хате, в поле, на сеновале, сутками был с ними и много с ними говорил, — говорил откровенно, по душе, не как начальник, а как старший брат говорит с младшим. Я знал родителей многих казаков, говорил с ними. Я никогда не слыхал ропота, жалоб на разорение, на тяжесть службы. Молча, в величайшем сознании своего долга перед Родиной, несли казаки свои тяготы по снаряжению на службу и гордились своим казачьим именем. В них было прирожденное чувство долга. На смотрах и парадах — им выпадало самое трудное. Лейб-Гвардии 6-я Донская Казачья Его Величества батарея, всегда, по традиции — карьером проходила на церемониальном марше. Карьером пропускали и казачьи полки. Если на маневрах конница переплывала реки — первыми плыли казаки. Они изумляли своей бесстрашной джигитовкой. Они восхищали легкостью и красотою своего строя, они поражали затейливою игрою заманивающей лавы. Они, по признанию всех иностранцев, видевших их в мирное время, — были единственной в мире, неподражаемой и несравненной конницей.
Они были природными конниками. Красота их мирного полкового быта, с из глубины веков идущими песнями, с лихой пляской, с тесным и дружным товариществом, пленяла. |
