— Вы знали ее?

— Она умерла раньше, чем я поступил в дом к госпоже Гогстратен. Сестры выросли без матери. Вы слышали, что дворянин мог наложить руку и на них, но все-таки он любил их, и никак не мог решиться отдать их в монастырь. Иногда он чувствовал, конечно — по крайней мере он охотно разговаривал об этом с ее сиятельством, — что есть места, более подходящие для подрастающих барышень, нежели его замок, в котором им жилось довольно-таки худо, и потому он прислал наконец свою старшую дочь к нам. Моя госпожа вообще не могла терпеть около себя близости молодых девушек, но Анна была одна из ее ближайших родственниц, и я знаю, что она пригласила племянницу по собственному желанию. Я как теперь вижу перед собой шестнадцатилетнюю синьорину. Ни раньше, ни после не приходилось мне встречать такое милое создание, и при этом нельзя сказать, чтобы она всегда была одна и та же. Мне случалось видеть ее мягкой, как фландрский бархат, но в другое время она могла шуметь и бушевать, как ноябрьская буря в вашей стране. Она всегда была прекрасна, как юная роза, и так как ее воспитала старая камеристка ее матери, она родилась в Лугано, а учил ее священник, происходивший родом из Пизы и известный как отличный музыкальный маэстро, то она владела итальянским не лучше и не хуже, чем любое тосканское дитя, и в совершенстве знала музыку. Вы, вероятно, сами слышали ее пение, ее игру на арфе и на лютне, но надо вам сказать, что все дамы из рода Гогстратенов, за исключением моей госпожи, обладают особенными талантами к этому искусству.

Мы жили летом в чудном загородном доме, который перед осадой был спасен вашими друзьями; думается мне, что это было не очень-то справедливо. Тогда к нам приезжало верхом немало видных посетителей. Мы жили открыто, а где можно найти хороший обед, да еще такую прелестную синьорину, как наша, там уж не замедлят появиться и рыцари. Между ними был один знатный господин средних лет, маркиз д'Авенн, которого ее сиятельство пригласила к себе с определенным намерением. Ни одному князю не оказывали мы такого внимания, это и понятно, потому что его мать была родственница ее сиятельства. Вам, вероятно, известно, что моя госпожа по матери родом из Нормандии. Конечно, маркиз д'Авенн был изящный кавалер, но гораздо более красивый, чем мужественный. Скоро он влюбился, как сумасшедший, в Анну и просил ее руки. Ее сиятельство отнеслась милостиво к его сватовству, а молодой Гогстратен сказал просто: «Ты выйдешь за него замуж». Противоречий он не терпит. И другие рыцари не очень-то спрашивают своих дочерей, лишь бы нашелся подходящий жених.

Таким образом, синьорина стала невестой маркиза, но госпожа объявила решительно, что ее племянница еще слишком молода для брака. Она сумела уговорить молодого фон Гогстратена, которого держала так крепко на веревке, как кузнец жеребенка, отложить свадьбу до Пасхи. Зимой нужно было приготовить приданое. Маркизу было поставлено условие потерпеть еще полгода. С кольцом на пальце он отправился назад во Францию. Его невеста не пролила ни одной слезинки после его отъезда и на глазах своей камеристки, от которой я и узнал это, бросила свое кольцо, как только жених уехал, в шкатулку для драгоценностей. Анна не посмела возражать отцу, но перед ее сиятельством она не стала скрывать своего мнения относительно маркиза, и ее тетка, которая покровительствовала его сватовству, позволяла ей высказываться. Позже между старой и молодой фрейлейн часто происходили бурные сцены, и когда старшая задумала подрезать крылья подросшему дикому соколенку и поучить его тому, что подобает знатным дамам, тогда и синьорина сочла себя вправе жаловаться на требования, которыми ее сиятельство портила для нее все радости существования.

Мне жаль, мейстер, омрачать доверчивость вашей юности, но кто дожил до седых волос, не закрывая глаз ни перед чем, тот встречал на своем веку людей, которых радует чужое горе, которым просто необходимо обижать других.