Татьяна радостно поведала, что они уже позавтракали. Из кухни выглянул Татьянин муж в тренировочных штанах и майке и с большим интересом осмотрел Маню.
Кивнув ему на ходу, Маша, не раздеваясь, ворвалась в комнату Бертила.
— Привет! — крикнула она. — Ты готов? Поехали! Москва большая, и у нас не так уж много времени!
— Когда вернетесь? — спросила Татьяна, провожая и заискивающе заглядывая Маше в глаза.
— Вечером, — на ходу объяснила Маша. — Рассчитать трудно… Но не раньше семи.
На улице она внимательно оглядела своего жениха: светлый модерновый плащ и клетчатая шапка типа панамки.
— По-моему, ты слишком легко одет, — с сомнением сказала Маша. — У нас уже холодно. Ты не замерзнешь?
— Нет, Мари, — засмеялся Бертил. — Я военный человек.
— Ну да, — кивнула Маша. — Всю жизнь по морям по волнам… Но, насколько я знаю, это все были довольно теплые моря и нагревшиеся под солнышком волны. У нас совсем другие климатические условия. А в Швеции зимой тепло?
Они спустились в метро. Бертил охотно начал рассказывать о Швеции и о женах. Пришло время раскрыть все свои секреты. Вот только понравятся ли они его русской невесте…
— Мари, ты видишь эту женщину напротив?
Маша осторожно, чтобы не показаться невежливой, мельком взглянула на сидящую напротив даму. Ничего интересного: постное суровое лицо, неприступно-холодное выражение, сухо поджатые, бездарно накрашенные губы, грозная морщина между бровей, большие очки, безвкусная одежка…
— Это типичная шведка! — убежденно сказал Берт. — Точно так выглядит моя первая жена.
Маша покосилась на жениха. Если это правда, ему не позавидуешь. Теперь понятно, почему он быстро переметнулся к танцующей испанке. А потом начались его другие увлечения…
Слушать о них Мане быстро надоело, но, к счастью, Бертил вскоре забыл о женах, очаровавшись московским метро.
— Мари, я объездил полмира, — в восхищении и восторге повторял он, — но нигде никогда не видел такой подземки! Это музей!
Особенно потрясла шведа станция "Площадь революции". Она всегда ошеломляла всех иностранцев.
Берт в изумлении ходил вокруг фигур солдат, матросов и колхозниц, в замешательстве трогал металлические колени и ботинки и бормотал:
— Зачем же столько денег вкладывать в метро? Странно и неразумно… Но зато очень красиво… Я нигде никогда не видел такого метро!
Маше нравилось следить за его восторгами и показывать новые и новые фигуры.
Потом они любовались станциями "Белорусская", "Новослободская", "Маяковская", "Римская", "Измайловский парк"…
Когда Маша взглянула на часы, было начало первого. Вовка ждал ее звонка… Пожалей Вовку…
Она больно закусила губу — какой мерзкий вкус у этой американской помады! — и повернулась к Бертилу.
— Теперь в Кремль! А ты не проголодался?
Больше всего на свете ей мучительно хотелось броситься к автомату и набрать уже ставший привычным номер… И услышать знакомый голос: "Длиннушка, я жутко соскучился!" И чтобы он говорил с ней. Просто говорил, и ничего больше.
Берт невозмутимо улыбнулся.
— Кремль? Очень хорошо! А поедим мы попозже, еще рано.
"Мы все начнем сначала, любимый мой… Итак…" — вспомнила Маша.
Кого из двоих она сейчас имела в виду?.. Она сама не знала этого.
Антон даже не задумывался, сколько лет прожил рядом с Машей. Оказывается, не так уж мало. |