Слишком тяжело читается.
— И еще одно. Вы оба должны помнить, что у слуг ушки на макушке. Все они любят сплетничать. Даже уехав с ранчо, вы ни на секунду не должны забывать, что кто-то всегда может вас подслушать.
— А здесь нас не подслушивают? — Лили с опаской оглянулась на дверь.
— Экономка — испанка и по-английски не говорит, — успокоил ее Куинн. — А кухарка большую часть времени проводит в летней кухне, и так будет до конца месяца. Следовательно, в основном мы будем в доме одни. Именно потому мы с Полом и решили провести эту неделю здесь, а не в городе.
— С сегодняшнего дня ты должен называть ее Мириам, — сказал другу Пол. — Если ты хоть раз ошибешься, кто-нибудь заподозрит неладное и, вероятно, захочет докопаться до истины.
Но Куинн очень сомневался, что сможет называть Лили именем жены, это стало бы его окончательным поражением, к которому он был пока не готов.
— Используйте эту неделю, чтобы привыкнуть и относиться друг к другу так, словно вы женаты несколько лет. Начинайте с сегодняшнего дня, Лили. Вашего прошлого не существует, говорить вам разрешается только о прошлом Мириам.
— Но тогда мне не о чем будет говорить! — испуганно воскликнула она.
— Вам-то? — засмеялся Пол. — Вы можете выдумывать любые истории о своем пребывании в лечебнице, только не переусердствуйте, иначе вам не поверят. Когда будут задавать вопросы, старайтесь не вдаваться в подробности и уклоняйтесь от прямых ответов. Вы женщина умная, сами почувствуете, как действовать, чтобы избежать опасности.
— А что говорить, если кто-то упомянет о Сьюзен или о пожаре?
— Никто об этом говорить не станет, — твердо заявил Куинн.
— Откуда вы знаете, что скажет Мириам… что скажет мне кто-нибудь из друзей. Возможно, разговор коснется пожара или смерти… моей дочери. — Лили побледнела.
Наверное, подумала о собственной дочери, решил Куинн. Последний раз она видела девочку, когда той было столько же, сколько Сьюзен в день пожара. Ее переживания сродни переживаниям Мириам, и если кто-то проявит грубость и бестактность, упомянув о несчастье, Лили найдет, что ему ответить.
— Мы с Полом дали всем понять, что любое упоминание о пожаре и гибели Сьюзен для тебя мучительно. Нарушить этот негласный запрет может только Элен ван Хойзен. Но если она заговорит на подобную тему, сделай скорбное лицо и попроси ее не бередить твои раны.
— Отлично! — Пол даже просиял. — Так вы и должны говорить друг с другом. На ты. Не переставайте играть даже наедине.
До сих пор Лили вела себя непринужденно, а теперь вдруг поджала губы, отодвинула тарелку и прищурилась. Ее недобрый взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Смерть нашей дочери стала для меня страшным ударом, — сурово произнесла она. — А почему ты остался равнодушным? Как ты можешь говорить о ней таким бесстрастным тоном?
«Похоже, я верно оценил эту женщину, — подумал Куинн. — Она не успокоится, пока не откроет ящик Пандоры».
— Ты знаешь почему.
Если она рассчитывает, что обращением к нему на ты вынудит его пуститься в откровения, то глубоко заблуждается.
Пол тоже догадался, чего добивается Лили, поэтому взял ее за руку и успокаивающе произнес:
— Конечно, вас интересует судьба женщины, роль которой вы наняты сыграть. Однако существует определенная грань, и переступать ее вам не положено.
— Ненавижу, когда вы говорите со мной угрожающим тоном! — взорвалась Лили, выдергивая свою руку.
— Но поняли, что я сказал?
— Поняла. |