Ей бросился в глаза исписанный четким, размашистым почерком Куинна лист бумаги; похоже, это была очередная речь. Прочитав ее, Лили коснулась пера и хрустальной чернильницы.
Зная, что не должна этого делать, она все же открыла ящик стола. Там лежал пистолет. Наличие оружия нисколько ее не удивило, оно было почти у всех мужчин. Но странно, что Куинн держал его в спальне.
Лили заглянула в шкаф, где парадная одежда висела отдельно от деловой. На полках лежали цилиндры, фетровые шляпы, стояли коробки с носками и перчатками.
Наконец она подошла к кровати и, чувствуя, как от волнения у нее вспотели ладони, осторожно погладила покрывало. Сердце колотилось в горле, и Лили не выдержала. Круто повернувшись, она бросилась к себе в комнату, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.
Когда дыхание успокоилось, она приоткрыла окно, взяла с подоконника горсть снега и вытерла им руки, надеясь избавиться от запаха Куинна. Не тут-то было. Этот запах преследовал ее, не давал покоя.
Что с ней происходит?
Лили решительно тряхнула головой, потом, засунув руки в карманы, взглянула на падающий снег. Пальцы нащупали смятый клочок бумаги, о котором она совершенно забыла. Теперь будет чем отвлечься от беспрестанных мыслей о Куинне.
Сев в кресло и положив записку на книгу, Лили разгладила ее и прочла:
«То же время. То же место. М.».
Вот она, Мириам, реальная, осязаемая. Почерк, похожий на мужской, хотя, принимая во внимание страсть Мириам к рюшечкам, оборочкам, безделушкам, можно было ожидать, что и пишет она весьма затейливо.
То же время… То же место… Положив голову на спинку кресла, Лили попыталась догадаться, кому предназначалась записка. Возможно, Мириам написала ее себе, чтобы не забыть о какой-то встрече? Тогда она наверняка не стала бы подписываться. Кроме того, зачем ей напоминание, если и время, и место встречи известны? А чтобы не забыть о каком-либо свидании, она бы просто черкнула, например, «Куинн. Вторник».
Нахмурившись, Лили машинально разглаживала складочки на покрывале и напряженно думала.
Куинну она бы писать не стала, они и так встречались по нескольку раз на день. Прислуге тоже. Посылать записку по почте она не собиралась. Значит, хотела вручить ее сама. Но почему бы не передать это на словах?
А вдруг Мириам написала эту записку своему кучеру, чтобы тот приехал за ней, как обычно, в то же время и в то же место?
Тогда она подписалась бы не «М.», а «миссис Уэстин». Лили огорченно вздохнула. Кажется, ей не разгадать секрет Мириам, а поскольку записка сугубо личная, то ей не следует говорить о ней ни Куинну, ни Полу до тех пор, пока она не раскроет ее тайну.
Лили очень хотелось сохранить образец почерка Мириам, но она решила не рисковать и, бросив листок в камин, проследила за тем, как огонь сжирает его.
В комнате было тепло, уютно, за окном падал снег, остаток дня предстояло бездельничать — роскошь, о которой в тюрьме Лили могла только мечтать. Она зевнула, сожалея, что подружки по камере ее сейчас не видят, и решила немного вздремнуть. Черт побери, спать днем! Такого она не позволяла себе с детства.
Лили задремала с легкой улыбкой на губах. Жизнь леди полна ненужных условностей и ограничений, да и стать леди не так-то просто, но ей нравилась эта жизнь, хотелось заработать ее для себя и Роуз.
Лили снилось, что в комнату вошел Куинн и, не останавливаясь, сделал к кровати шаг, другой, третий… склонился над ней, высокий, мускулистый, обнаженный, почти откинул одеяло и лег рядом. Тело его было горячим, а руки теплыми и нежными.
Проснувшись, Лили еще долго не могла прийти в себя.
Они ужинали в столовой. Пока Крэнстон неслышно ходил вокруг стола, меняя приборы, Пол не сводил с Лили глаз.
— Надеюсь, первый день пребывания дома не слишком вас утомил? — вежливо поинтересовался он. |